Обломок молнии

Ксана сидела тихо, смотрела, как угольно-красный месяц нырял в тучах, и почему-то думала о доме. Цветастая штора в ее комнатке, диван, книжные полки… Подойдешь к окну, а там — ничего, только светящиеся клетки-окна. Желтые, голубые, розоватые. В каждом — своя лампа или люстра, свой цвет, своя жизнь. И все. Так много и так мало. «Вот если бы я не оказалась сейчас в деревне, да еще случайно — на этом самом заборе, пожалуй, за все шестнадцать лет жизни мне и вспомнить было бы нечего. Нет, конечно, школа, подруги. Ну, еще праздники. Театр. Зато ни тополей, ни неба! И как на земле все интересно, и как быстро меняется погода… Здесь понимать начинаешь, что к чему. А там — сидела бы в своей комнатке, и только. Учебники читаешь, книги. Книги — для развлечения, учебники — чтобы отметку получить. А про главное забываешь. А что такое — главное? Может быть, главное это и есть — все видеть, и людей и природу, все перед своими глазами иметь и понимать, что к чему? А не просто так. Не просто так — жить как живется… Об этом подумать надо. Может, и профессию подобрать какую-нибудь такую. Чтобы поехать куда-нибудь, чтобы не в городе… А мама что скажет? Родителям, конечно, это не понравится. Да жить-то ведь все-таки мне. Мне, значит, и решать…» Еле слышный звук достиг до ее сознания, и вдруг она поняла, что окошко и дверной проем освещены и что на крыльце кто-то стоит. Она чуть было не вскрикнула.

— Ой, Леня! На крыльце…

— Кто?

И тут же тихое:

— Внимание, приготовьсь…

Грузная фигура постояла еще немного, потом дверь закрылась, ступени тяжело заскрипели.

— По дорожке идет. Не вижу только, кто.

— Направление?

— К калитке.

Вандышев уже приглушенно бубнил в передатчик:

— Третий, четвертый, пятый. Выходить на объект. Повторяю: третий, четвертый, пятый.

Зарешеченное окошко погасло, и теперь только по звуку шагов Ксана могла определить, в каком направлении движется человек.

Скрипнула калитка… И одновременно что-то лязгнуло, обрушилось, будто груда жести. Но это — совсем в другом углу двора, там, где вчера она заметила наваленные пустые ящики. Сейчас, в темноте, не разобрать, что там такое…

— Леня! Справа, слышишь?.. Справа, говорю! Шумят.

Вандышев не отвечал. Холодок пробежал по Ксаниной спине. Спрыгнула с забора, нагнулась. Рация валялась в траве, рядом — футляр с батареями. Вандышева не было. Мгновенно вспомнилось: «Не высовывайся, возможно, будет жарко!» Она прислушалась: через двор кто-то бежал. Слышно было тяжкое дыхание, жестянок звякание, топот. Мигом взобралась Ксана на свое место. Кто-то там метался по двору, видно, выхода искал. Потом юркнул за кучу пустых ящиков… В соседнем дворе давно уже исходил истошным лаем пес, другие собаки поддали жару, лай несся со всех сторон.

— Стой! — закричал кто-то на улице. — Стой!

Ксана соскочила с забора, понеслась по прогону. Вот и улица… Еле виднеются избы в предрассветном молочном тумане, дорога белеет. Наискосок через дорогу, пригнувшись под тяжестью мешка, поспешает кто-то. Женщина. В стеганке, голова закутана шерстяным платком.

Навстречу ей бросаются двое: Вандышев и незнакомый парень.

— Стой! — кричит Вандышев. — Стой!

Но та как будто не слышит, топает себе мимо.

За спиной резко хлопнула калитка. Ксана обернулась: из калитки выбежал приземистый человек с тяжелой жердиной в руках. Перемахнул через канаву, и — бегом к Вандышеву. Ксана взвизгнула:

— Леня! Обернись!

И закрыла лицо ладонями… Когда отдернула ладони, увидела, как тот орудует своей жердиной: жердь вращалась как заведенная. Незнакомый парень изловчился, ухватил было другой конец жерди, не повезло, упустил. Тут же получил гулкий удар по спине. Потасовка на дороге разгоралась.

Долговязый Вандышев подскочил, только волосы взметнулись, цепко схватил того за кисть, с силой вывернул локоть. Тот коротко взвыл, выпустил жердь, повалился…

Тут только заметила Ксана, что женщина с мешком была уже далеко и как раз собиралась свернуть в один из прогонов. Со всех ног Ксана кинулась вдогонку. Издали увидела — женщина юркнула-таки в прогон. Ксана помчалась быстрее. Вот и прогон. Пуст… А по улице с двух сторон бегут: справа тот самый, но без дубины, за ним — Вандышев, а слева — участковый Гуськов и еще двое.

Не раздумывая, Ксана бросилась в прогон. По сторонам тянулись плетни и заборы. Неужели успела перелезть куда-нибудь, спрятаться?! Ушла! Не может быть!.. Слева, у забора, высокий кустарник. Если не ушла, то — там. Где же еще? Ксана подбежала. Так и есть: прижалась к забору, лицо до самых глаз платком замотано, глаза — злые блестящие щели. Зашипела:

— Ах ты, змея рогатая… Чего тебе надо?! Отзынь, говорю. Чтоб тебе сдохнуть!

Она замахнулась на Ксану, та невольно отпрянула.

По прогону уже кто-то бежал. Ксана обернулась: тот самый. Только без жерди. Увидел тетку, забормотал:

— Дура! Мешок брось, говорю, дура!

Тетка суетливо стала выпутываться из лямок, мешок шлепнулся на траву.

— Стой! Стой!

Подбежал участковый Гуськов, за ним Вандышев и еще двое парней.

— Ну, здоровы бегать, — усмехнулся участковый. — Мешочек-то подберите.

— Мешок не мой! — взвизгнула тетка.

— А чей же?