Обман

Соблазн ее упругого тела притягивает меня обратно в постель некоторое время спустя, и я укладываю ее обратно к себе на грудь, борясь со сном, чтобы запомнить то, как она ощущается в моих объятиях.

Когда я просыпаюсь, ее уже нет, и в моей груди снова открывается пустая дыра вместе с новой слабой болью. Я зарываюсь головой в подушку, закрывая глаза, чувствуя, как ее нежный цветочный аромат щекочет мои ноздри. Цепляюсь за ее образ в своем сознании, запечатлевая его в памяти вместе с пониманием того, что это должно было быть только на одну ночь.

Но если это так, то почему я чувствую, будто мое сердце разбито?

Глава 2

Три месяца спустя

— Да ладно тебе. Ты же знаешь, что хочешь этого, — скулит Ванесса, проводя ладонью по моему члену через джинсы.

Я спихиваю ее со своих колен.

— Если бы я этого хотел, мой член был бы твердым, — рычу я, поднося бутылку пива ко рту.

Честно говоря, это не совсем вина Ванессы. С той ночи в Алабаме я изо всех сил пытался забыть свою таинственную пляжную девушку, и все мои попытки переспать с какой-то другой заканчивались неудачей. Я тяжело сглатываю, вытирая рот тыльной стороной ладони и пронзая ее уничижительным взглядом.

— Мне это неинтересно, — повторяю я, надеясь, что на этот раз она поймет намек.

Лето в Хэмптоне уже затягивается, потому что она не перестает ходить за мной по пятам. В прошлом году я трахнул ее в нашу предпоследнюю ночь здесь, дав понять, что это был единственный раз, но у нее, очевидно, была короткая память, потому что мы находимся у Ханта всего три недели, а она продолжает действовать мне на нервы и ходит за мной повсюду, как маленький потерянный щенок.

Даже Лаудер не прикасался к ней, а это о многом говорит. Она излучает флюиды навязчивой преследовательницы, из-за которых все мужчины поблизости обходят ее стороной.

— Ты можешь делать все, что захочешь. Я готова на все, — мурлычет она, снова прижимаясь ко мне всем телом, и у меня окончательно заканчивается терпение.

— Хант. Убери ее от меня, или я за себя не отвечаю.

Сойер закатывает глаза, поднимает ее за предплечье и вышвыривает из комнаты, пока она брыкается и громко кричит в знак протеста. Его родители попросили присматривать за ней прошлым летом, так что она — его проблема, с которой он должен справиться.

— Твой член сморщится от просыхания, — говорит Лаудер, плюхаясь на кресло рядом со мной, как положено, с зажатым между губами косяком.

— К этому можно привыкнуть, — подтверждаю я, допивая остатки своего пива.

— Твоя собственная рука не считается, — усмехается он, и я показываю ему средний палец.

— Перестань доставать его, — говорит Хант, передавая мне свежее пиво и присаживаясь на край кофейного столика передо мной. — Я позвоню папе завтра, выдумаю какую-нибудь хрень насчет Ван и отправлю ее обратно домой, — добавляет он. Я киваю, чокаясь своей бутылкой с его. — Я могу попытаться найти ту девушку, — снова предлагает он, поднося бутылку ко рту.

Лаудер и Хант — единственные, кто знает о моей встрече на пляже, потому что я держу подобные вещи близко к сердцу.

— Тебе просто нужно сказать одно слово.

— Я даже не знаю ее имени, Хант.

— Тебе и не нужно этого делать, — вмешивается Лаудер. — У этого ботаника сумасшедшие навыки.

— Заткнись, придурок, если не хочешь, чтобы я заехал тебе кулаком по лицу.

Хант бьет Лаудера по руке, но тот только смеется. Чувак совсем свихнулся с тех пор, как умерла Дани. Я пытался помочь, потому что у меня был свой собственный опыт связанный с самоубийством-убийством, но он отстранен в этом плане, и я понимаю почему. Тоже немногих подпускаю к себе. Знакомство с ребятами, когда мы переехали в Нью-Йорк, было единственной хорошей вещью, которая произошла после того, как мы покинули Риджвилл, не имея ничего, кроме одежды.

Я сильно стискиваю зубы, когда привычная ярость обрушивается на меня со всех сторон.

Этот ублюдок Хёрст и его болтливая дочь виноваты во всем, что произошло. Открытые раны годами гноились, пока не превратились в разлагающееся месиво. Но ненадолго. Когда папа протрезвел, он стал одержим идеей мести. С дядей Уэсом и его помощниками на нашей стороне это обязательно произойдет, и я позабочусь о том, чтобы у меня было место в первом ряду.

— Я не хочу встречаться с ней снова, — вру. — Так что говорю в последний раз, забудь об этом.

— Чушь собачья, — говорит Хант, прищурив глаза. — Ты месяцами страдаешь, и мы знаем, что это из-за нее. Ты никогда не был таким.

— Неважно. Я не собираюсь возвращаться к этому ни на секунду.

Даже если захочу встретиться с этой девушкой. Но это выходит за рамки простого желания, чтобы она нежилась в моих объятиях, в моей постели. Я беспокоюсь о ней, и неприятное чувство в кишках не проходит. Меня терзает мысль, что она могла попытаться снова что-то сделать с собой, а меня не было рядом, чтобы остановить ее. Я боюсь, что, если дам Ханту зеленый свет, он раскроет что-то, чего я не хочу знать. Поэтому я убеждаю себя, что мне лучше оставаться в неведении.