Обманщик

– Ладно, пусть тебе выпало находиться у подножия рая, это уже кое-что, – пробормотал Моррис Калишер. – Всё лучше геенны.

Он захлопнул книгу и поцеловал переплет, затем прошелся по дому. Что сделает Минна с его имуществом, когда его не станет? Она все погубит. А что до детей, то они бы, наверно, продали его книги на упаковку.

– Надо написать завещание! – воскликнул Моррис. – Почему я все время откладывал?

Внезапно нахлынула усталость, и он решил не дожидаться Минны. Вымыл руки, прежде чем произнести молитву на сон грядущий, затем снял покрывало с постели. Кроватей в комнате было две – широкая и узкая. Минна в шутку называла их «война и мир», по роману Толстого.

Сперва рука Морриса потянулась к узкой кровати, но по какой-то причине, неведомой даже ему самому, он принялся разбирать широкую. И вдруг заметил носовой платок, застрявший между матрасом и рамой кровати. Мужской платок, но не его. С красной каемкой, совершенно не похожей на продукт американской промышленности.

«Как он сюда попал?» – удивился Моррис.

Вытащил платок из щели. Грязный. Изумленно осмотрел, потом понюхал. Стоял как громом пораженный. Возможно ли такое? На плечи словно навалился тяжкий груз.

«Хотя… почему бы и нет?» – сказал он себе.

Раз не веруешь в Бога, не повинуешься Торе и ищешь бессмертия в книге стихов, почему бы не совершить какой угодно грех?

Моррис Калишер вдруг вспомнил, что, когда спросил Крымского, знает ли Минна о его приезде в Нью-Йорк, тот несколько замялся. Моррис Калишер почувствовал себя так, будто ему влепили пощечину. В голове стоял оглушительный грохот. Испуганный, сгорающий от стыда, он все равно не мог поверить, что возникшее подозрение может оказаться правдой.

«Ладно, только не раздувай большой скандал! – предостерег он себя. – Вполне возможно, он в Нью-Йорке уже давно». Он думал о Крымском. Наверно, тот приходил, когда Моррис был в отлучке, сколачивал для Минны капитал. «Что ж, я сам виноват, целиком и полностью! – сетовал Моррис. – Вырастил детей-отступников и по собственной воле женился на этой особе. Ведь прекрасно знал, что она не верит в еврейство. Сама мне говорила, что жила бурной жизнью. Не могла она вдруг стать праведницей».

«Все они блудницы, все до одной. Эти современные женщины! – кричало что-то внутри Морриса. – Если дочь Израиля отступается от Бога, она сей же час становится блудницей».

Для него это была не новость. От соблазнителей, коварных мерзавцев и всяких всезнаек он слыхал достаточно историй. Стоило мужу отвернуться, как жена тотчас ему изменяла. Они даже перед всеми своими подружками хвастались. Моррис тоже не раз подвергался этому соблазну. Жены тех мужчин, что были моложе его, привлекательнее внешне и образованнее, буквально набрасывались на него, как жена Потифара, и откровенно предлагали себя. Однажды его даже пыталась соблазнить жена ребе. Коль скоро возможно такое, на что надеяться? Почему Минна должна составлять исключение? Потому, что говорила как леди и писала на религиозные темы? Это всего-навсего слова, пустые слова. Бог, еврейство – для них просто тема, игра. Как для писателя, накатавшего толстенную книгу о священности Шаббата, но писал он ее именно в Шаббат, да еще и с сигаретой в зубах. Каждый из них – отступник из чистейшей извращенности, и это непреложная истина.

5

Моррис Калишер покосился на телефон. Ему очень хотелось позвонить Минскеру и рассказать о случившемся, но он сдержался. «Нет, пока что не стоит ничего говорить, даже Герцу, – решил он. – Я должен сам разобраться».

Много лет Моррис работал над собой, стараясь истребить в себе гневливость, но сейчас кипел злобой. Если его подозрения справедливы, она понесет наказание. В клочья будет разорвана, как печально известная прелюбодейная жена. «Храм может быть разрушен, но Бог остается!» – вскричало что-то внутри.

Платок Моррис успел куда-то засунуть и теперь принялся искать. Где он может быть? Ни в правом брючном кармане, ни в левом его нет. Моррис слазил в нагрудный карман – тоже пусто. Посмотрел на столе, на стульях, даже в книжном шкафу.

«С ума я, что ли, сошел, или как? – спросил он себя. – Выходит, не суждено мне найти покой на старости лет!» Любовь к Минне мгновенно обернулась ненавистью.

В книжном шкафу он заметил книгу на идише, которую ему продал кто-то из этих писак. Вытащил ее, открыл и с силой, удивившей его самого, начал рвать переплет. Святотатство – держать эту мерзость среди священных книг! Это же попросту непристойность и грязь! Он разорвал книгу надвое и тотчас вспомнил историю о том, как Самсон укротил льва. Плюнул на обрывки, швырнул их в мусорную корзину и прикрыл другими бумагами, чтобы Минна не увидела содеянное. Утром он сам вынесет мусор.

Он ощущал что-то сродни моральному негодованию своего отца. Отец его, да почиет он с миром, однажды точно так же порвал Моррисовы книги, бегло ознакомившись с их безнравственным содержанием.

И тут Моррис нашел платок. Он лежал на телефонной книге.

Взглянул на него, опять понюхал. Запах какой-то подозрительный. Он скривился, будто собираясь чихнуть.