Обманщица

Дорогие мои Валерочка и Жорочка! Отослала вам посылку с сушёным шиповником и рябиной. Дело в том, что это снадобье прописали мне заваривать, – я перенесла сильнейший грипп! И, закупив в здешней аптеке огромные вороха, решила и вам отослать, чтобы и вы там пили отвар, в котором так много витаминов. Я теряла сознание, до того была сильной температура. Но спасибо добрым старикам моим, они меня спасли. Когда бабушка уходила в магазин или на снегоборьбу, где она подрабатывает на расчистке снежных заносов (она говорит – на-мё-тов, и мне это слово кажется более точным относительно самого «наметённого» на рельсы снега), то дедушка подавал мне пить, подносил лекарство. А он сам, старик, еле ходит, всё больше сидит. Но теперь болезнь позади. Вернее, её тяжёлая стадия. Сейчас живу, как в раю. Иногда мне кажется, что я Томас Манн, и мне нечего больше делать, как только писать и читать, в том числе его замечательные статьи о Достоевском, Ницше, Гёте…

Встаю я не слишком рано, не как перед поездками: уже светло, голубеет полоска огорода в моём крошечном оконце. Пью чай, настоянный на шиповнике и рябине. Затем иду походкой свободного человека по Шатунскому улицей Ленина до станции, до вокзала, в помещении которого есть ресторан. Там меня, как и всякое районное начальство, приветливо встречают. Располагаюсь в лучшем углу этого бесприютного помещения. Вскоре подают традиционный в этом бедном краю завтрак: яичницу из двух яиц на шкварках в горячей никелированной сковородочке, сметану (всегда свежую), кофе, плохой всегда, но это, пожалуй, единственное, что плохо в этом ресторане. Отзавтракав, иду домой. Дом видно издалека. Мой путь – прекрасная прогулка. По морозцу, по свежему воздуху… Я иду, и уже то волнение прекрасное «Праздника, который всегда с тобой», охватывает всё сильней…

Дома, как обычно: нехолодный пол застелен домоткаными почти белыми половиками, по которым мы ходим в тёплых носках, хорошо пахнет занесёнными с мороза дровами, топящейся печкой. Поговорив немного с бабушкой, прохожу к себе в боковушку, где лишь кровать, стол и стул, да Таткина фотография с внутренней стороны двери. Сажусь работать (хотя я на больничном). Работаю часов до двенадцати дня. Снова выхожу.

Теперь мой путь значительно длиннее: надо спуститься с моста направо мимо райкомовского дома, мимо нового универмага. Минуя эту главную площадь Шатунского, я дохожу до больницы, двухэтажного деревянного строения, на вид больного, безремонтного. Я совершенно не боюсь уколов, получаю их с избытком: глюкозу, витамины. В кабинете физиотерапии сижу возле молчаливого приборчика под названием “тубускварц” и отправляюсь восвояси. Посещение больницы, вернее, её поликлинической части – единственная плата за тот рай, в котором теперь пребываю. Обратный мой путь снова мимо ресторана, куда захожу на обед, стоящий копейки. На первое: щи или борщ с очевидным присутствием мяса (налито для начальства). На второе: мясо или рыба с гарниром. Завершает трапезу кисель или компот. В буфете прихватываю свежих пирожков с маком или с морковью, с брусникой или с яблоками на ужин. Вечерами не выхожу. Возвращаясь в наш третий с краю дом, ложусь в постель и сплю час. Меня будит (по моей просьбе) бабушка: «Лаура Ноевна, вам пора вставать… Щай готов!» «Щай»! Господи, какая радость! Один стакан «щая» выпиваю в её обществе, разговаривая с большой пользой для себя: сколько новых слов! Строй речи этих людей завораживает, блокнот полнится. Второй стакан уношу к себе в келью, закрываю дверь и сажусь за столик. Работаю часов до десяти. Пью отвар, съедаю пирожки, моюсь за печкой ко сну при помощи таза, кувшина холодной воды и чугунка горячей. Читаю и засыпаю до утра. Сказочная, роскошная жизнь…

Дорогие мои, Валерочка и Жорочка! Я рада, если порадовала вас своим жизнеописанием. Какое счастье может дать человеку синий листок нетрудоспособности! Милые мои, мужайтесь! Я надеюсь, что доработаю тут до лета, приеду в Тахту, и мы увидимся… Как считает один герой романа, который я сейчас пишу в большом упоении: «Ссылка – ещё не духовная смерть». Пишите. Я хочу знать о вас столько же подробностей, сколько написала о себе. Ваша навеки Лаура. 7 января. 1978 год.