От этого у него побежали мурашки по коже, а в горле сжалось и заболело.
Он рывком метнулся обратно в комнату, к заветной сумке, которую хранил под подушкой, и достал оттуда измятый доллар. Его сердце все еще кровоточило от музыки, когда он мчался по коридору и вниз по лестнице...
В прихожей он увидел Роксану, которая старательно подметала сахарную пудру, и Леклерка. Стоя над девочкой, Леклерк читал ей нотацию:
- Есть надо только в кухне, а не где попало. Теперь ты должна собрать все крошки до последней, слышишь?
- Я все соберу, - она подняла голову и показала Люку язык.
Его сердце было переполнено музыкой, а ум настолько потрясен мыслью, что Роксана взяла на себя его вину, что он оступился и слетел с последней ступеньки. Со сдавленным криком мальчик выбросил вперед руку, чтобы за что-нибудь ухватиться.
Для Люка все произошло, как в замедленной съемке. Он увидел вазу из шлифованного хрусталя, в гранях которой играло и переливалось живое солнце. В ней стояли кроваво-красные розы. В ужасе он смотрел, как его собственная рука коснулась стеклянной поверхности; ваза начала медленно раскачиваться, пока он пытался сохранить равновесие.
Его пальцы опять дотянулись до нее, он почувствовал подушечками холод стекла и издал отчаянный стон: ваза выскользнула и упала на твердый деревянный пол.
Звук разлетевшегося вдребезги стекла был похож на ружейный залп. Люк замер, у его ног искрились осколки, а в воздухе сильно пахло розами.
Леклерк ругался. Не надо было знать французского, чтобы понять, что выражения были сильными и сочными. Люк не шелохнулся и даже не пытался убежать. Он внутренне сжался, уже готовый к любому удару. Та часть его, которая могла чувствовать боль и унижение, словно бы отключилась. На лестнице осталась только безмолвная оболочка зомби, которому все было безразлично.
- Ты носишься по дому, как дикий индеец! Теперь ты разбил Вотерфорд, сломал розы и залил водой весь пол. Imbecile*! Посмотри, что ты сделал с этой красотой!
______________
* Глупец, дурак (фр.).
- Жан, - голос Макса прозвучал не громче шепота, но от этого гнев Леклерка тотчас же утих.
- Вотерфорд, Макс, - Леклерк согнулся, чтобы спасти свои розы. - Парень несся так, словно за ним гналась стая собак. Я тебе говорю, что его надо...
- Жан, - опять повторил Макс, - довольно. Посмотри на его лицо.
Держа в руках розы, с которых капала вода, Леклерк поднял голову. Мальчишка стоял белый, как призрак, только его глаза казались темными и остекленевшими. То, что читалось в его взгляде, было страшнее обыкновенного испуга. Старик только вздохнул и выпрямился.
- Пойду принесу другую вазу, - спокойно произнес он и вышел.
- Папа, - потрясенная, Роксана взяла отца за руку. - Что с ним?
- Все в порядке, Рокси. Иди, погуляй.
- Но, папа...
- Иди, - повторил он и слегка подтолкнул ее.
Она отошла назад в прихожую и притаилась там. Единственный раз в жизни ее отец был настолько занят кем-то другим, что даже этого не заметил.
- Ты огорчаешь меня, Люк, - спокойно сказал Макс. Что-то заныло у Люка в животе, и боль молниеносно промелькнула в его глазах. Ругань и побои не задели бы его, но грусть в голосе Макса глубоко пронзила сердце мальчишки.
- Извините, - он едва мог говорить из-за сдавленного судорогой горла. Я могу заплатить за нее. У меня есть деньги.
Не прогоняйте меня, умоляло его сердце. Бога ради, пожалуйста, не прогоняйте меня.
- За что ты извиняешься?
- Я не смотрел, куда иду. Я неуклюжий. Дурак, - и все остальное, в чем его обвиняли в течение всех двенадцати лет. - Извините, - опять повторил он, чувствуя еще большее отчаянье и понимая, что сейчас его изобьют. Или хуже намного хуже - вышвырнут за дверь. - Я бежал, потому что боялся, что она уйдет.
- Кто?
- Женщина. Она пела на углу. Я хотел... - осознав нелепость своих слов, Люк беспомощно посмотрел на все еще зажатую в кулаке банкноту.
- Я понимаю, - и потому, что он действительно понимал, сердце Макса чуть не разорвалось на части. - Она часто здесь поет. Ты еще не раз услышишь ее.
С новым ужасом и недоверием он взглянул на Макса. Насколько страшнее опять обрести надежду...
- Я могу... остаться?
Медленно вздохнув, Макс наклонился и поднял кусок разбитого хрусталя.
- Посмотри: что это?
- Это разбитая ваза. Я разбил ее. Я всегда думаю только о себе и я...
- Прекрати!
От резкого окрика голова Люка отдернулась назад. Он почувствовал, что внутри у него все дрожит и понял, что не сумеет от этого защититься. Если Макс его ударит, то это будет не просто физическая боль: его надежды разлетятся на кусочки так же, как разлетелась стеклянная ваза.
- Да, она разбита, - проговорил Макс, пытаясь сохранять спокойствие. И совершенно верно, что разбил ее ты. Ты это сделал специально?
- Нет, но я...
- Посмотри на это, - он протянул Люку кусок стекла: - Это вещь. Предмет. Им может владеть любой, кто заплатит его цену. Неужели ты думаешь, что значишь для меня меньше какой-нибудь вещи? - он отшвырнул прочь оеколок, и Люк не смог больше сдерживать пульсирующую внутри него силу. Ты думаешь, я такое ничтожество, что ударю тебя за то, что ты разбил какую-то стекляшку?