– Он должен был вернуться еще несколько часов назад. – Потирая вспотевшие ладони, Роксана мерила шагами рабочий кабинет отца. – Что-то случилось. Он не должен был лететь один.
– Для него это не первое дело, моя дорогая. – Макс поднял ярко раскрашенную коробку с высокой, до пояса, скамьи, и под ней оказалась отрубленная голова Мышки с дьявольской усмешкой на устах. – Он знает, что делает.
– Он не зарегистрировался в аэропорту.
– Это не самое главное. – Макс нажал на кнопку пульта управления, спрятанного у него в рукаве, и голова издала долгий, протяжный стон. Другая кнопка – и глаза посмотрели влево, вправо, рот искривился. – Отлично, отлично! Совсем как живой, правда?
– Папа, – чтобы привлечь его внимание, Роксана поставила коробку обратно на голову. – У Люка неприятности. Я это знаю.
– Откуда ты это знаешь? – Он выключил пульт управления.
– Потому что никто не слышал о нем с тех пор, как он улетел отсюда прошлой ночью. Потому что он должен был вернуться к шести утра, а сейчас уже почти полдень. Потому что, когда я позвонила в аэропорт, чтобы спросить про Джона Кэррола Брейкмана, мне сказали, что он записал свой вылет в план, но так и не появился.
– Очевидные причины. Настолько же очевидные, как и то, что голова все еще под этой коробкой. – Своим старым театральным жестом Макс подхватил коробку со скамьи. Голова исчезла, а вместо нее оказалась пышная цветущая герань. – Я учил тебя не принимать очевидное за правду.
– Но это же не фокус, черт побери, не магический трюк! – Она резко отвернулась. Как он мог играть в игры, когда Люк где-то потерялся?
Макс положил руку ей на плечо, и она вся напряглась.
– Он умный, находчивый мальчик, Рокси. Я понял это с первого раза, когда его увидел. Он скоро вернется.
Ему в ответ она буркнула его же слова:
– А ты откуда знаешь?
– По картам. – Чтобы отвлечь и развеселить Роксану, Макс вытащил из кармана колоду и взмахом развернул ее. Но негибкие пальцы не смогли удержать развернутый веер. Максу показалось, что карты внезапно ожили, чтобы ликующе выпрыгнуть у него из рук и броситься по полу врассыпную. Полными ужаса глазами он смотрел, как они разлетались по комнате.
Роксана ощутила пронзительную боль в его сердце так же явно, как и в своем собственном. Она присела, чтобы собрать колоду, и быстро проговорила, прогоняя жутковатую тишину:
– Я знаю, что Люк иногда что-нибудь меняет, но не так. – Она проклинала карты, проклинала возраст, проклинала себя за то, что никогда не сможет заменить Максу эту потерю. – Тебе не кажется, что мне надо полететь туда и поискать его?
Он молча смотрел на пол, хотя карты уже исчезли, спрятанные у Роксаны за спиной. Вот они есть, вот их уже нет. Но Макс знал самое лучшее волшебное заклинание. Он просто перестал сражаться и удерживать свой разум в настоящем. Когда он перевел взгляд обратно на свою дочь, в его глазах была улыбка – мягкая и покорная улыбка, от которой у Роксаны сильно защемило сердце.
– Если хорошо поискать, если искать долго-долго, то всегда найдешь то, что хочешь. Ты знаешь, что очень многие считают, что на свете существует несколько философских камней? Но они попались в ловушку очевидного!
– Папа, – Роксана протянула к нему свободную руку, но Макс покачал головой, за тысячи миль от своей дочери, стоявшей рядом со слезами на глазах.
Внезапно он схватил книгу и хлопнул ею по столу с такой силой, что Роксана подскочила. В его глазах больше не было улыбки, только страсть и отчаяние.
– Я уже почти отыскал его! – Он поднял вверх кипу своих заметок и встряхнул ими. – Когда я найду, когда он будет мой… – Успокоившись, он осторожно уложил бумаги обратно на стол и пригладил их своими больными пальцами. – Тогда вся магия мира будет здесь, правда?
– Да, конечно. – Она подошла к нему и обняла, прижавшись щекой к его щеке. – Папа, пойдем наверх.
– Нет, нет, беги одна. Мне еще надо поработать. – Макс сел, жадно погружаясь в старинные секреты старинных книг. – Скажи Люку, пусть позвонит Лестеру, – отсутствующе добавил он. – Я хочу удостовериться, что новые осветительные приборы уже установили.
Она открыла было рот, чтобы напомнить Максу, что бывший менеджер «Волшебной двери» ушел на пенсию и уехал в Лас-Вегас еще три года назад. Но вместо этого опять крепко сжала губы и кивнула:
– Хорошо, папа.
Кое-как одолев лестницу, она отправилась разыскивать Лили.
Роксана нашла ее во дворе, где Лили кормила голубей хлебными крошками.
– Леклерк сердится, что я это делаю. – Она бросила пригоршню раскрошенного хлеба в воздух и засмеялась, глядя, как голуби толкаются и дерутся. – Они измажут нам весь двор. Но они такие лапочки, так смешно поворачивают головки и смотрят своими черными глазками.
– Лили, что случилось с папой?
– Случилось? – Рука Лили замерла внутри целлофанового пакета. – Он ушибся? – Она повернулась и бросилась бы к дому, если бы Роксана не остановила ее.
– Нет, он не ушибся. Он внизу, в кабинете, читает свои книги.
– О-ох, – с явным облегчением Лили прижала руку к сердцу. Она сомневалась, что сердца голубей могли биться быстрее. – Ты меня напугала.
– Я и сама напугана, – спокойно отозвалась Роксана, и нерешительная улыбка Лили дрогнула. – Он болен, да?
Вначале та ничего не ответила. Потом из светло-голубых глаз исчезло обычное беспомощное и мечтательное выражение. Теперь ее взгляд казался твердым и решительным.
– Нам надо поговорить. – Лили обняла Роксану за талию. – Пойдем сядем.
И она повела Роксану к металлической скамейке, под прозрачную тень дуба. В маленьком фонтанчике журчала вода, словно где-то рядом ручей бежал по гальке.
– Дай мне минуточку, солнышко. – Лили села, крепко сжимая кисть Роксаны одной рукой, а другой продолжая кидать крошки птицам. – Я люблю это время года, – пробормотала она. – Не потому, что мне не нравится жара, как здесь бывает… Но просто весной, ранней весной происходят чудеса. Расцветают нарциссы и гиацинты, прорастают тюльпаны. На этом дереве есть гнездо. – Она посмотрела вверх, но ее улыбка казалась тоскливой и немного потерянной. – Каждый год одно и то же. Они всегда возвращаются. Птицы, цветы. Я могу приходить сюда, садиться и смотреть. И знать, что что-то останется здесь навечно.
Голуби ворковали у их ног. Из-за ограды доносился непрерывный шум проезжавших мимо машин. Грело солнце, легкий бриз шелестел в нежной молодой листве. Где-то рядом, во Французском квартале, флейтист играл старинную ирландскую мелодию «Парнишка Дэнни». Роксана узнала ее и вздрогнула – это была песнь о смерти и разлуке.
– Я заставила его пойти к врачу. – Лили растирала руку Роксаны, успокоившись сама и теперь успокаивая ее. – Макса всегда можно уговорить, только надо запастись терпением. Они взяли анализы и обследовали его. Потом я уговорила его пойти туда еще раз, и они опять обследовали его. Он не лег бы в больницу, поэтому им пришлось сделать все за один раз. И я… ну, я не настаивала. Я тоже не хотела, чтобы он ложился в больницу.
У Роксаны тяжело застучало в висках. Ее голос звучал отрешенно, как будто и вовсе не ее:
– И что они делали?
– Много всего. Так много, что я даже сбилась со счета. Они подсоединяли к нему какие-то приборы и изучали графики. Брали кровь и попросили его пописать в пробирку. Делали рентген. – Она пожала плечами, потом они безвольно поникли. – Может, я неправильно поступила, Рокси, но я попросила их сказать мне, что они нашли. Не хотела, чтобы они сказали Максу, если что-то не так. Я знаю, что ты – его дочь, его кровь, но я…
– Ты все сделала правильно. – Роксана положила голову к Лили на плечо. – Совершенно правильно. – Ей понадобилась минута, чтобы набраться храбрости. – Что-то плохо, да? Ты должна мне сказать, Лили.
– Он все забывает, – произнесла Лили дрожащим голосом. – Иногда целыми днями все в порядке, а иногда он не может сосредоточиться даже при помощи лекарств. Как будто поезд сходит с рельс. Они сказали, что это заболевание может развиваться медленно, но мы должны быть готовы к тому, что когда-нибудь он вообще перестанет нас узнавать. – Слезы тихо катились по ее щекам и капали на их соединенные руки. – Он может сердиться, обвинять нас в том, что мы хотим обидеть его, а может просто выполнять то, что ему скажут, без лишних вопросов. Он может дойти до угла за пол-литром молока и забыть, как вернуться домой. Он может забыть, кто он, и если они не смогут это остановить, то однажды он просто уйдет в себя, и никто из нас не сможет его вернуть.
Это ужасно, поняла Роксана. Намного страшнее, чем смерть.
– Мы… мы найдем специалиста.
– Врач порекомендовал одного специалиста. Я звонила ему. В следующем месяце нам надо будет отвезти Макса в Атланту, к нему на прием. – Лили достала один из своих бесполезных кружевных платочков и промокнула глаза. – Пока что он должен изучить результаты обследования. Эта болезнь называется «синдром Альцгеймера», Рокси, и она не лечится.
– Значит, мы найдем, как ее лечить. Мы не позволим, чтобы такое случилось с Максом. – Она вскочила и, пошатнувшись, упала бы на колени, если бы Лили не удержала ее.
– Солнышко мое, что с тобой? Мне не надо было все это тебе рассказывать.
– Нет, я просто слишком быстро встала. – Но в голове у нее все кружилось, желудок сжался от подступавшей тошноты.
– Ты такая бледненькая. Пошли в дом, выпьешь чаю или еще чего-нибудь…
– Со мной все в порядке, – твердила она, пока Лили тащила ее к дому. – Это просто какой-то дурацкий вирус. – Но когда они открыли дверь на кухню, то от аромата густого, кипевшего на медленном огне супа Леклерка ее бледное лицо позеленело. – Черт побери, – прошипела она сквозь сжатые зубы. – У меня на это нет времени.
И бросилась в ванную, а за ней следом порхнула Лили.
Когда приступ кончился, Роксана настолько ослабела, что даже не могла сопротивляться, и Лили отвела ее наверх в спальню и уложила в постель.
– Это все нервы, – поставила Лили свой диагноз.
– Это вирус. – Роксана закрыла глаза и взмолилась, чтобы у нее в желудке не нашлось больше ничего такого, от чего он захотел бы избавиться. – Я думала, все уже прошло. Вчера после обеда со мной было то же самое. Но вечером я уже чувствовала себя нормально. Сегодня утром тоже.
– Ну, – Лили сжала ее руку, – если ты говоришь, что тебя тошнит два дня подряд, то не беременна ли ты?
– Беременна! – От удивления Роксана даже опять открыла глаза. Она хотела было рассмеяться, но вообще-то подобное предположение не казалось ей смешным. – Беременных не тошнит после обеда.
– Думаю, нет. – Но ум Лили работал. – Ты случайно не пропустила месячные?
– Вот именно, не пропустила. – Роксана почувствовала первый толчок паники и что-то еще. Это был не страх, нет, а простое и едва уловимое удовольствие. – У меня небольшая задержка, вот и все.
– На сколько?
Пальцы Роксаны теребили край покрывала.
– На пару недель. Может быть, на три.
– Ой, солнышко! – в голосе Лили чувствовался нескрываемый восторг. У нее в голове плясали картины маленьких пинеток и детского талька. – Ребеночек.
– Лили, ты торопишь события. – Роксана осторожно прижала руку к животу. Если там и в самом деле был ребенок, то он рос злючкой. От этой мысли она невольно улыбнулась. Никто и не ждал, что ребенок Люка будет прирожденным добряком, правда?
– Сейчас есть такие тесты на беременность, которые можно сделать прямо дома. Мы сразу же все узнаем. Люк с ума сойдет!
– Мы никогда об этом не говорили. – Страх медленно возвращался. – Лили, мы никогда даже не говорили о детях. Может быть, он не захочет…
– Не будь глупенькой, конечно, он захочет. Он любит тебя. А теперь оставайся здесь. Я спущусь вниз и принесу тебе немного молока.
– Чаю, – поправила ее Роксана. – Думаю, мой организм сможет принять немного чаю. И несколько крекеров.
– А клубнички с маринованной приправой? – Она захихикала, услышав в ответ стон Роксаны. – Извини, любимая моя. Я так взволнована! Сейчас вернусь.
Ребенок, думала Роксана. Почему же ей даже в голову не пришло, что она может забеременеть? Да и так ли это? Она вздохнула и осторожно перевернулась на бок. Сама возможность ее не удивляла. И она не жалела о случившемся, хотя все время принимала противозачаточные таблетки.
Ребенок – ее и Люка. Что он скажет? Что он почувствует?
Для того чтобы это узнать, надо было его найти.
Протянув руку, Роксана поставила телефон рядом с собой на кровать и набрала номер.
Когда Лили вернулась обратно с чаем, сухим тостом и прелестным бутоном пунцовой розы, Роксана опять лежала на спине и тупо смотрела в потолок.
– Он улетел, Лили.
– М-м-мм… Кто?
– Люк улетел. – Она рывком села на кровати. Даже тошнота не могла заглушить бушевавших в ее груди чувств. – Я звонила в аэропорт. Он вылетел из Теннесси сегодня утром в девять тридцать пять.
– В девять тридцать? – Лили поставила поднос на тумбочку. – Но ведь сейчас уже давно двенадцать. От Теннесси до Нового Орлеана лететь всего час или что-то в этом роде.
– Он летел не в Новый Орлеан. Мне пришлось долго пререкаться, чтобы узнать его план полета, но я все-таки узнала.
– Что ты имеешь в виду: не в Новый Орлеан? Конечно же, он полетел сюда.
– Мехико, – прошептала Роксана. – Он полетел в Мехико.