Обмасонивание (СИ)

-- Не странно ли, мастер-проповедник, что вы цитируете врага нашего? Но вы правы. И это тревожно, братья. Мы не ищем новых знаний. Мы лишь пытаемся узнать старое, сокрытое, утраченное. Но ведь даже великий мастер Хирам был довольно ограниченным человеком. Что он видел? Тир, Египет, Иерусалим... А Дамаск, Вавилон, Индия?

Высказанное утверждение звучало как богохульство, как оскорбление памяти величайшего из великих и мудрейшего из мудрых. Стоявший над Фрицом мастер едва не ударил его. Но мастер-проповедник отодвинул несдержанного своим необъятным брюхом и обратился к Фридриху довольно миролюбиво:

-- Не бойся, брат мой, гнева человеков. Бойтесь одного всемогущего Творца. - Сказал толстяк спокойно и строго, входя в тон одушевления. - Никто один не может достигнуть до истины, только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений от праотца Адама и до нашего времени воздвигается храм Соломона, который должен быть достойным жилищем великого Бога. Ежели я знаю что-нибудь, ежели я дерзаю, сам ничтожный раб, то только оттого, что я есть составная часть великого целого, что я есмь звено невидимой цепи, начало которой пропадает в небесах. О каком "новом знании" говоришь ты? Оно - предвечно. Как и цель наша. Коя определена была еще до воплощения Сына Божия. Мастера нашего братства были у египтян, халдеев и древних евреев.

Как бы в душе своей ни смеялся Фриц, одновременно досадуя на себя и свою прежнюю веру в сей род масонских суждений, которые ему и прежде доводилось слышать, с упоминанием халдеев и таинств натуры, но с замиранием сердца слушал он напевный голос толстяка и уже не высмеивал его в мыслях своих, а верил тому, что тот говорил. Верил не тем разумным доводам, которые были в речи, давно уже знакомой и, отчасти, набившей оскомину, а верил, как верят дети, интонациям убежденности и сердечности, которые были в этой речи. Он верил тому дрожанию голоса, с которым толстяк выразил сожаление о незнании Фрицом истины, он верил этим блестящим глазам, состарившимся на том же убеждении, он верил тому спокойствию и жизнерадостности, которые светились из всего существа толстяка. Он верил той силе огромного общества людей, связанных веками одной мыслью, которой проповедник был многолетним представителем.

-- "Леминги не могут быть неправы. Ибо их много. Так, в восторге от своей правоты, они и топятся", - вспомнились Фрицу мимолётные суждения своего прежнего начальника.