Обмененные головы

Мы доехали до ближайшего телефона. Он позвонил. Я видел его беззвучно шевелящиеся губы за стеклом – не сомневаюсь, что и без стекла это оставалось бы немым фильмом. На полувопрос-полупредложение подвезти куда, ежели что, я решительно отказался. Дальше я с ним не поеду, нам не по пути.

Как и следовало ожидать, никакая полиция не появилась. Спасибо, что хоть телефон работал. Я прикинул, чей номер набрать. Выполнив «боевое задание», Петра небось уже давно отдыхала у себя дома. Звоню к ней – и прямо на нее. Не ждала? А у меня скверные новости: дядя Вилли скончался от расстройства, что не получилось у него то, что он хотел. А теперь пусть послушает меня внимательно – прежде только должна ответить мне на вопрос: ей очень не хочется быть соучастницей в том, что покойному дяде Вилли, несмотря на все его старания, так и не удалось? Я повторяю, я не слышу ответа: ей – этого – очень – не – хочется? Да или нет? (Нет…) В таком случае прямо сейчас – к своей швигермуттер она может даже не звонить, там все равно телефонный шнур вырван с корнем, – сейчас же пускай возьмет вернувшуюся по почте фотографию и отвезет ее в отель «Винтер Паласт». И там передаст госпоже Ирэне Лисовски. Без объяснений. Чю-ус.

Я устал. Я так устал, что, не имея сил идти, опустился прямо на траву, прислонясь к телефонной будке – наполненной, как соком цитрусовых, ярким светом (сок цитрусовых пришел в голову, потому что стало вдруг больно глотать). А собственно, какое мне дело до этого дирижера и его жены? Я поймал себя на чувстве полнейшего безразличия. Проверил, не рисовка ли. Нет, и незачем было отдавать эту фотографию кому-то. Себе надо было оставить, на память. Мне больше ничего не хочется доказывать им – Эсе, Ирине… Пошли они к черту.

Видимо, что-то сегодня случилось. Эта напасть оставила меня. Страх, что меня кто-то ведет, что все подстроено специально, – его как не бывало. Я снова волен принимать решения по своему выбору. Я расколдован… проверить, не исчез ли шрам? Я даже поднес руку ко лбу, но вспомнил о другом, и рука быстро опустилась в карман – за тем, «другим». Если я прав, то и письмо это на самом деле послано мне, оно шло ко мне сквозь годы и десятилетия – с такой мыслью я вскрывал конверт.

Да, мне… Но только отчасти, и потому полностью я письма не привожу. Я ни за что бы не предал гласности некоторые сделанные в нем признания. У них – иной адресат.