Обмененные головы

(…)Два месяца я бы уже лежал рядом с маленькой девочкой Цилей, двумя женщинами, что ее попеременно несли, еще с той несчастной, которая не переставая говорила сама с собою. Может быть, они тоже не умерли, никто не умер? Каждый из них незримо, втайне, был спасен – подобно мне? Я уже готов во все поверить.

Про себя я знаю, что меньше всех заслужил чуда. (…) Я убежден – как это безумно ни прозвучит, – что мой приговор остается в силе, это лишь отсрочка. Смерть меня все равно настигнет в той же яме от той же пули. Но не прежде, чем я использую дарованную мне уникальную возможность обрести внутренний покой, чувство, которого я никогда не знал. Это чувство, что ты свободен в своих решениях, что тобой не владеет некая сила, неведомо куда тебя влекущая… (…) Только свободный человек может молиться. Я молю Бога за тебя и твоих сестер. Твоя мать молится вместе со мною. Тот, кого ты называл отцом, с нами. Прости нас. Если ты простишь нас, то нас простит и Бог. (…) Мы жили как зачарованные мечтою о красоте, мы позабыли обо всем. Это была ни с чем не сравнимая эпоха. Цвело само время – мы вдыхали его дурман. Европейские города были пронизаны таким солнцем, какого еще не знали. Европа отравилась красотою. Отцы ели (подчеркнуто) сладкий виноград, а у детей оскомина. [205]

Я не могу тебе желать победы и не смею желать поражения. Потому я тебе желаю только одного: чтобы выбор, который неизбежен, был доброволен. После этого уже ничего не страшно, поверь.

От автора

Особенность авторского комментария состоит в том, что на нем неизбежно лежит печать художественного творчества. Академически бесстрастный комментарий в этом случае – не более чем стилистическое упражнение. Я не стал выполнять это упражнение. В интересах книги мне лучше толковать ее своими словами: я нахожусь в положении человека, который должен объяснить рассказанный им анекдот, но так, чтобы не перестало быть смешно. И еще. Быть может, взятый мною тон благотворно скажется на характере сообщаемых читателю сведений – делая их нестандартными и, следовательно, позволяющими тоньше судить о прочитанном.

Тем не менее, по-моему, не стоит отрываться от чтения книги, поминутно заглядывая в ее конец. Вероятно, какая-то информация окажется для читателя излишней, какая-то, наоборот, – излишне отвлечет. Итак, книга отдельно, – комментарий отдельно. Последний, разумеется, не застрахован от фактических неточностей, за которые я заранее приношу свои извинения.

1988—1989, 1995

Примечания

1

Пока (от нем . Tschuss).

2

…спела мне «шалом»… – Многие интонации в разговорном иврите восходят к немецкому языку через посредство языка идиш (то же можно сказать и об еврейском акценте в русском языке – знакомом всем еврейском «пении»). С другой стороны, на некое «родство душ» древнееврейского и немецкого языков указывал – еще до возникновения современного иврита – Густав Карпелес в своей «Истории еврейской литературы» (1886 г.).

3

… в Советском Союзе жены презренным фамилиям мужей гордо предпочитают звучные фамилии отцов. – За пределами СССР сохранять девичью фамилию после замужества не только не принято, но и практически не всегда возможно. Правда, в ФРГ в рамках борьбы за женское равноправие в 1994 г. был принят закон, позволяющий мужу принимать фамилию жены.

4

…друг Губермана, Шимановского… – Бронислав Губерман (1882—1947), знаменитый скрипач, родом из Польши. Основатель Палестинского оркестра (ныне Израильская филармония). Кароль Шимановский (1882—1937) – видный польский композитор-импрессионист, в 1926—1929 гг. директор Варшавской консерватории. Все трое, Шимановский, Губерман и Готлиб, – одногодки.

5

…«то ли от Духа Святого, то ли от пыли дворовой». – Цитата из стихотворения И.Бродского «На смерть друга».

6