Обнаров

– А вот и ужин, – медсестра внесла накрытый белой салфеткой поднос. – Сегодня куриный бульон и пюре. Вместо чая кипяток с лимоном. Завтра вы сами сможете выбирать меню. Давайте, Таисия Андреевна, я вас покормлю.

– Давайте-ка, я сам, – сказал Обнаров.

Потихоньку, заботливо, с шутками и неизменной улыбкой он кормил жену с ложечки.

Стоя в коридоре, медсестра Марина с благоговением смотрела на них.

– Что, завидуешь? – пошутил подошедший Сабуров.

– Есть все-таки любовь, Николай Алексеевич… – точно под гипнозом, не отводя глаз от Обнаровых, сказала Марина.

– Не знаю, – неуверенно ответил тот. – Может быть…

Он ушел от жены только когда она уснула. Сабуров заверил его, что от введенных лекарств она будет спать до утра.

– Меня беспокоит ее эмоциональное состояние, этот перепад настроения, – делился своими опасениями Обнаров, спускаясь вместе с Сабуровым на первый этаж.

– А что вы хотите, дорогой мой Константин Сергеевич? Для обезболивания медицина не придумала ничего, кроме наркотиков.

– Вы колете Тае наркотики?

– А как иначе купировать болевой синдром? Так что, когда действие препарата заканчивается, это отражается на эмоциональном фоне. Немотивированная агрессия. Вы должны это перетерпеть.

– Я перетерплю. А слезы?

– Ну-у, батенька! Постстрессовое состояние. Роды – это сильный стресс. К тому же ДТП. Вас ждала, опять же, сколько времени… Нервы, нервы, нервы… Это пройдет. Все это не серьезно. Так что приходите завтра, часам к десяти-одиннадцати. Ночью спите спокойно. И – мои поздравления!

Они обменялись крепким рукопожатием.

– Вам прямо по коридору. Первая стеклянная дверь направо.

– Я помню. До свидания.

В приемном покое было тихо.

– Андрей Валентинович уехал? – спросил Обнаров у медсестры.

– Он на крыльце, курит.

Шалобасов сидел на ступеньках крыльца и курил с философским видом мудреца.

– Ну, что молчишь, сволочь? – не оборачиваясь, почти грубо спросил он Обнарова.

Обнаров потянулся, запустил руки в карманы, запрокинул голову и прищурился, глядя на еще яркое, стремящееся к закату солнце.

– Андрюх, – буднично начал он, – у меня сын родился…

Шалобасов рывком поднялся, тут же оказался рядом и, сжав руки в кулаки, набрав в легкие воздуха, в бесшабашной радости что есть мочи они завопили: «А-а-а-а-а-а-а!!!!!!»

Потом были крепкие мужские объятия, поздравления и вновь бесшабашный вопль восторга.

Счастливые, они не замечали фоторепортеров, удобно устроившихся за живой изгородью на газоне. Уже сегодня событие пустят в тираж.

На набережной Москва-реки было свежо и тихо. В небе висела полная рыжая луна, и лунная дорожка заканчивалась (или начиналась) прямо у их ног. Обнаров и Шалобасов сидели на нагретых за день солнцем гранитных ступеньках и, дымя сигаретами, созерцали величественно-прекрасный вид ночной Москвы.

– Ты как думаешь, Егор вырастет, кем будет? – после выпитого стараясь тщательно выговаривать слова, спросил Шалобасов.

– Главное, чтобы человеком хорошим стал, конкретным мужиком, как ты, Андрюха! – Обнаров обнял за плечи Шалобасова. – Давай за это выпьем.

– А давай!

На импровизированном столике, сделанном из разорванного бумажного пакета для продуктов, стояла водка, закуска, приготовленная по их просьбе в ресторане «на вынос». Другой такой же пакет стоял рядом, он был тоже наполнен закусками, но до него пока очередь не дошла. Они душевно посидели в ресторане, но их вдруг потянуло на свежий воздух, и обязательно с видом на Москва-реку. Покинув ресторан, они пришли сюда, на набережную.

Неверной рукой Обнаров разлил водку по рюмкам. На рюмках они решительно настояли, так как, по убеждению обоих, пить из пластиковых стаканов – прямой путь к алкоголизму.

– За Егора!

– За Егора Константиновича! – уточнил Шалобасов.

– Принимается!

Они выпили, обнялись.

– Жалко, гитары нет, – сказал Обнаров. – Я бы сейчас, Андрюха, чего-нибудь сбацал! Для нее. Про нее. Сердце музыки просит.

– Давай за твою жену. Пусть у вас все будет хорошо!

– Э-э! Граждане! – донеслось откуда-то сверху. – Почему общественный порядок нарушаем? Почему распиваем в общественном месте?

Шалобасов и Обнаров обернулись на голос, попытались разглядеть говорившего, но сквозь парапет были видны только работающие милицейские «мигалки».

– Моя милиция… – констатировал Шалобасов.

Обнаров изящно перехватил сигарету кончиками пальцев и крикнул:

– Мужики, у вас гитара есть?

Наверху раздался возглас изумления, и две фигуры в форме стали спускаться к месту пикника.

Обнаров налил себе и Шалобасову, не обращая внимания на стражей порядка, звонко коснулся своей рюмкой рюмки Шалобасова.

– За мою жену. Я очень ее люблю. А что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

– Давай.

Выпили.

– На. Закуси.

Обнаров положил в рот Шалобасову веточку петрушки.

– Фу! Ё-ё! Не люблю я эту гадость, – поморщился Шалобасов, пережевывая петрушку. – Мы же с тобой мясо брали. Где мясо-то?

– Ну-у-у… Не взяли, значит!

– Так-так! Пируем? В общественном месте… – сказал один из подошедших стражей порядка.

– О, мужики! Гитару принесли? Давай сюда! – не глядя на милиционеров, махнул рукой Обнаров.

– Какую гитару?