Обнаров

Звонок в Хайфу был очередной за утро попыткой дозвониться до Таи. Как и раньше, звонок проходил, но на звонок никто не отвечал. Тогда он принимался, в который уже раз, звонить на номер доктора Михайловича, но по нему тоже никто не отвечал. Это бесило. Это просто выводило из себя. Неизвестность мучила страхами, и выдуманными, и настоящими. Ему очень хотелось бросить все к такой-то матери и полететь в Хайфу, сесть под дверью ее палаты и ждать, когда минует опасность. Вероятно, именно так Обнаров и сделал бы, но вечерний телефонный разговор с врачом накануне немного поумерил его пыл. Врач заверил, что в его присутствии нет никакой необходимости, состояние здоровья жены тяжелое, но стабильное, что улучшение наступит только через три-четыре дня и что все равно увидеться с женой ему в эти дни не удастся, и поездка – бесполезная трата денег, сил и времени.

Умом Обнаров понимал, что единственный выход – ждать, но ожидание было для него самой изощренной пыткой. Сидения с ребенком было мало, себя нужно было чем-то плотно занять, и он выбрал работу.

Он бросил оставленные на берегу шлепанцы в машину и поехал к месту съемок.

Огромная поляна, окруженная со всех сторон аккуратным сосновым бором, примыкающая к озеру, несмотря на ранний час, напоминала шумный людской муравейник.

Обнаров бросил машину на берегу, в тени, и пошел к вагончику гримеров.

– Костя! – окрикнул его Плотников. – Подойди, пожалуйста.

Мужчины пожали друг другу руки.

– Тут такое дело… – начал Плотников и почесал затылок. – Как бы это поделикатнее сказать?

Плотников был всерьез озадачен, его нерешительность удивила Обнарова.

– Дима, у тебя уши от смущения покраснели, – с легкой усмешкой заметил Обнаров.

– Не вижу повода для иронии. Тебе сегодня весь день с Кирой на пляже кувыркаться, а она в истерике. Из-за тебя, между прочим. В таком состоянии она работать не может. А у нас на сегодня любовная лирика. Мы ничего не снимем.

– Я тут причем?

– Пожалуйста, Костя, я тебя прошу, я тебя умоляю, сходи к ней, поговори, помирись, приручи, приласкай. Час у тебя есть.

– Терпеть не могу истеричных девочек. Как она сказала мне вчера? «То, что у вас главная роль и известное имя, господин Обнаров, не дает вам права по-хамски, похотливо лапать меня!» И пощечину – тресь!

– Да она по уши влюблена в тебя. Вся съемочная группа в курсе. Только ты, Костя, этого не видишь!

– Счастье-то привалило! Только этого мне не хватало! Если каждая пигалица будет мне хамить и обвинять в профнепригодности…

– Тихо, тихо.

– А по морде за что? Дим, ты орешь: «Руку на грудь!» Я делаю. Ты орешь: «Рука пошла ниже, на ягодицу». Я делаю. Причем тут «по-хамски лапать»! Причем «похотливо»? Причем тут пощечина?!

– Костя, ты же взрослый мужик! У нее первая большая роль. До этого только эпизоды и субретки в театре. А тут – ты! У баб от тебя всегда клинило. Домашняя девочка первый раз влюбилась. Ее влюбленность только на пользу делу.

– Эта «домашняя девочка» даже не извинилась! Мне что, заняться нечем, кроме как эту куклу лапать? Я что, в кино первый день? Дима, я не буду вытирать сопли партнерше, ведущей себя непрофессионально, даже если у нее папочка сам великий Игорь Войтенко. Папочка ей роль выхлопотал, пусть хоть что-то сделает сама!

Плотников потер шею, точно ее нещадно ломило.

– Костя, я не настаиваю, я прошу. Прошу тебя. Умоляю! Мы все засядем здесь черт-те на сколько! Мы попадем на бабки! Мелехов из меня бифштекс с кровью сделает.

– Дима, что ты хочешь от меня? Только конкретно.

– Костя, ты что, маленький? Переспи с нею, и начнем снимать!

Обнаров хмуро глянул на режиссера.

– Пойду-ка я лучше искупаюсь.

Вода приятно ласкала тело. Сначала вода казалась ледяной, потом умиротворяюще прохладной и, наконец, она заскользила по телу восхитительно и нескромно, точно дорогой шелк.

Обнаров хорошо плавал, и чтобы стряхнуть с себя груз забот и усталости, так сказать, «придти в форму», дал себе полную нагрузку. Он заплыл далеко, к самой середине озера, потом неспеша по диагонали поплыл к берегу.

– Как водичка?

Сергей Беспалов стоял на берегу и осторожно ногой трогал воду.

– Просто блеск, Серый. Ныряй! – ответил Обнаров.

Сам же он вышел из воды и, встряхнув лежавшее на песке полотенце, стал вытираться, энергичными сильными движениями массируя тело. На Беспалова он не обращал внимания.

– Костя!

– Что?

– Спасибо тебе.

– За что?

– Я ж понимаю. Ты принудиловку здесь отрабатываешь. Вроде как из-за меня и из-за ребят.

– Не бери в голову, Серый. Получай от жизни удовольствие!

– В благородство играешь?

– В эгоизм.

– Не понял.

Обнаров улыбнулся.

– Тебе и не нужно.

Он надел брюки, подхватил лежавшую на песке футболку и пошел к вагончику гримеров.

В гриме, стоя на площадке, Обнаров ждал команды «Мотор!», когда зазвонил телефон.

Вообще-то у него было железное правило: выключать телефон на съемочной площадке, потому что звонки отвлекали, мешали, сбивали с рабочего ритма. Сейчас он не мог себе позволить этого, он ждал звонка из Израиля и, конечно же, от сестры, после визита врача. Извинившись, Обнаров поспешно отошел в сторону.