Обнаров

– Константин Сергеевич, я, видимо, просто дура! Мне все ребята из съемочной группы об этом говорят. Я папе рассказала, он сказал, что я его фамилию опозорила.

– Если вы ждете от меня, что я буду это обсуждать, вы заблуждаетесь.

– С вами тяжело.

– Входную дверь я не запер.

– Послушайте, Константин Сергеевич…

На подоконнике зазвонил телефон. Опасаясь, что звонок напугает Егора, Обнаров поспешно взял трубку.

– Да, слушаю, – потом он коротко выслушал звонившего и жестко сказал: – Благодарю вас. Не в ближайшее время. Да. Всего доброго, – и уже Кире: – Извините. Это насчет интервью. О чем вы хотели сказать?

– Я? Да. Хотела. Константин Сергеевич, может быть, я могу вам чем-то помочь? Я ведь знаю, что ваша жена в больнице.

– Надо же! – Обнаров усмехнулся с издевкой. – Уже пронюхали журналюги!

– В интернете большой материал о болезни вашей жены. Посещаемость сайтов зашкаливает.

– Вы-то что на этих сайтах делали?

– Вы мне интересны.

– Я это понял.

– Я искренне. Вам очень тяжело сейчас. Может быть, я могу вам чем-то помочь?

– Чем?

– Сама не знаю. Я могу готовить, мыть посуду, стирать белье, сидеть с малышом, я могу быть компаньонкой…

– Домработница мне не нужна. Няня тоже. А что до компаньонки… Я заметил вашу прическу, я заметил ваш макияж, я оценил ваш костюм и ваш визит. По отношению к моей жене то, что вы делаете, называется подлостью. Извините, уже поздно, мне пора купать сына.

У дверей Кира остановилась, обернулась.

– Константин Сергеевич, вы же умный. Вы не можете не видеть! Я же люблю вас, поэтому и пришла! Вы это понимаете?! Как мне с этим жить?! Как?!!

– Это ваши проблемы, – резюмировал он и запер за Кирой дверь.

Когда Обнаров увидел жену, его сердце сжалось от боли и больше уже не билось в полную силу.

Двенадцать дней назад она была очень слабенькой, бледной, но это был живой человек, который мог разговаривать, улыбаться, чувствовать, в конце концов, просто пожимать его руку. Тогда, в прошлые свои визиты, отказавшись от коляски, он на руках выносил жену в сад, в тени плакучей ивы, у фонтана, они сидели за разговорами до полудня. В прошлый раз он привез жене фотографии сынишки, и она нашла в себе силы радоваться тому, как малыш подрос. Конечно, он переживал, ведь, она так похудела, так ослабела! Тогда он не знал, что будет по прошествии следующих двенадцати дней, когда жене придется пережить глубокий агранулоцитоз и нейтропеническую лихорадку.

Сперва он подумал, что ошибся палатой, потому что вместо жены увидел иссушенную болезнью старушку с коротко, как у мальчика, стрижеными седыми волосами, с желтой сморщенной кожей и сине-малиновыми синяками вместо глазниц. Голова покоилась на высокой белоснежной подушке, глаза неотрывно смотрели на него. Обнаров внутренне содрогнулся, невольно подумалось: «Вот оно, воплощение смерти…» Он уже был готов извиниться и уйти, как вдруг на тумбочке заметил свою фотографию с сынишкой на руках.

Он хорошо помнил, как, бросив жене короткое: «Я сейчас вернусь!» – бежал по коридору, как нашел доктора Михайловича, как в бессильной ярости тряс его за грудки, как орал в бешенстве: «Что вы сделали с моей женой? Подонок, что вы сделали с моей женой?! Вы убили ее! Я привез к вам нормального человека. Вы высушили ее до мумии, вы превратили ее в покойника! Вы – убийцы! Убийцы в белых халатах! Я уничтожу всю вашу клинику! Я сделаю вашу жизнь адом! Твари!» Дальше шел нескончаемый, жесткий русский мат, так хорошо передающий душевное состояние, существо эмоций и проблем.

Он хорошо помнил, как главный врач клиники Моисей Ария и лечащий врач Анатолий Михайлович пытались его убедить в том, что все лечение назначено и ведется правильно, что химиотерапию следует продолжать и что это единственный разумный выход, что дней через пятнадцать-двадцать наступит ремиссия, тогда организм начнет интенсивно восстанавливаться, улучшится самочувствие, появится аппетит. Он хорошо помнил, что пошел в разнос, что стал громить кабинет главного врача, одновременно пытаясь добраться до двух укрывшихся под столом докторов. Он хорошо помнил, что очнулся с тяжелой головой и дикой болью под правой лопаткой от электрошокера на роскошном диване в кабинете доктора Михайловича.

– Выпейте. Выпейте, батенька мой. Имею большую уверенность, что это вам не повредит, – доктор Михайлович протянул Обнарову стакан с зеленоватой жидкостью. – Отвар девясильской мяты. Мне друзья из России присылают. Слегка успокоит.

Обнаров отвернулся.

– Что же вы творите, драгоценный мой, уважаемый Константин Сергеевич? Хотите эмоций, хотите истерик – ступайте в русскую православную церковь Ильи Пророка. Исповедуйтесь, совета у батюшки спросите, помолитесь. Сядете в такси, скажете: «Проспект Шдерот-А-Наси, музей японского искусства “Тикотин”». Я вам сейчас эти названия запишу. Пройдете немного вперед, увидите бензоколонку, перейдете дорогу и в стене увидите калитку во дворик. Службы в церкви проходят по субботам и воскресеньям, но священника в церкви можно найти всегда

Доктор Михайлович сел рядом с Обнаровым и отхлебнул травяного отвара из того самого стакана.