Обнаров

– Пока ты спал, Олег Канавцев два раза заходил и мужик какой-то, летчик гражданской авиации. Оба передавали привет и велели побыстрее поправляться. Из театра была делегация, но я не пустил. Сказал, что ты простужен и спишь с температурой. Да, еще Наташа с психотерапевтом договорилась. Ты позвони ей. Она к тебе с ним подъедет. А я… Я тебе сейчас новый замок куплю. Протрезвеешь – установишь.

Отлежавшись, Обнаров достал ящичек со слесарными инструментами и принялся устанавливать новый, приобретенный Беспаловым, замок на входную дверь. Потом опять был недельный запой. Только на этот раз его никто не навещал, хотя в дверной звонок регулярно и подолгу звонили.

Потом мать воспользовалась ключом от нового замка, предусмотрительно припрятанным Беспаловым, и восьмого апреля совершенно неожиданно возникла перед сыном с внуком на руках.

– Мама?! – протирая глаза удивленно пробормотал Обнаров. – А как ты вошла?

– Через замочную скважину, – ответствовала Марта Федоровна.

Она посадила внука на пол перед лежащим на диване Обнаровым, рядом бросила сумку с детскими вещами.

– В сумке пакет молока. Один раз кашу сварить тебе хватит. Наташа с Жориком и детьми на Гавайях. Я уезжаю домой, в Питер. Свои проблемы, сын, решай сам. Я для них уже слишком стара.

Он слышал, как мать гулко хлопнула входной дверью, видел, как, испугавшись резкого забытого звука, вздрогнул и заплакал Егор. Лежа на диване, мучаясь похмельем, Обнаров тупо смотрел на рыдающего малыша. Сил встать к ребенку не было.

Едва Марта Федоровна села в машину, Наташа засыпала ее вопросами.

– Ой, дочка, что я наделала! – Марта Федоровна прижала руки к сердцу.

– Ты все правильно сделала, мама.

– Наташенька, ерунду твой психотерапевт сказал. Вернуть ребенка! Да он же лежит там, как тень худющий, поседевший, руки дрожат… Как бы не сделал с мальчишкой чего худого!– Прекрати, мама! Если Костя сейчас ради сына не выкарабкается, он не выкарабкается вообще.

Страшная головная боль вот уже сутки не отпускала ни на секунду. Адская боль отдавалась и в зубы и в шею. Сердце трепетало, как овечий хвост. На глаза давило, точно кто-то выдавливал их изнутри.

– Господи, почему ты не дал мне сдохнуть? – с чувством произнес Обнаров и, сцепив зубы, сполз с дивана на пол к плачущему сыну.

Когда Обнаров протянул к нему руку, ребенок заплакал еще сильнее, точно испугался прикосновения.

– Забыл ты меня, Егор, – рука бессильно упала на пол.

Обнаров лежал, завалившись на бок, и смотрел на плачущего малыша. Личико сына покраснело, ротик судорожно ловил воздух, все тельце сотрясал надрывный плач. Плач резал уши, плач терзал сердце. Обнаров подполз ближе и, положив голову у ног сынишки, стал гладить ребенка по спинке.

Манная каша подгорела и получилась пересоленной. Попробовав то, что приготовил, Обнаров в сердцах выплюнул кашу на пол и швырнул кастрюльку в мойку.

Сидевший на мягком кухонном диване сынишка поднял настороженные глазенки на отца. Их взгляды встретились. Усталый, затравленный, пожухший взгляд одного и чистый, открытый и доверчивый взгляд другого. Сын счастливо улыбался и смотрел на отца любопытными глазенками.

– С ума сойти… – прошептал Обнаров. – Как же ты на маму свою похож…

Еще какое-то время он стоял абсолютно неподвижно и пристально смотрел на ребенка, затем взял чистую кастрюльку, остатки молока и сосредоточенно стал заново варить кашу.

Егор от каши отказался наотрез, старательно выплевывая ее и выталкивая языком.

– Что ж ты делаешь, дурень, до утра голодным будешь сидеть. Ешь, вкусно же! Я пробовал, – пытался договориться Обнаров.

Но мальчонка был настырным и стоял на своем.

После «ужина» Обнаров впервые за прошедший месяц включил телефон. Помедлив в нерешительности, он набрал номер Беспалова.

– Здорово, Серый. Это я. Ты говорить сейчас мо… Не надо, не надо! Не надо этого делать, прошу тебя! Отпусти! Отпусти, я сказал! – резко перебил он себя, видя, как сын тащит в рот валявшийся на диване его грязный ботинок

«Костя, ты с кем там? – беспокоился Беспалов. – Тебя что, бьют? Ты где? Я сейчас же приеду! Куда ты опять влез?!»

Обнаров бросил ботинок на пол, сел рядом с ребенком и дал ему вместо ботинка иллюстрированный журнал со старой программой телепередач. Ребенок с интересом взялся за страничку и стал отрывать ее.

– Пошло дело… – кивнул Обнаров – и уже орущему в трубку Беспалову: – Серый. Прости, что дергаю. Ладно, не кричи. Не ори, говорю! Башка и без тебя болит. Мне Егора покормить надо. Он каши манной не хочет, а у меня жрать нечего. Ты не мог бы привезти мне продукты? Я бы тебя вечером не дергал, но у меня, честно, полный ноль! А до магазина я не дойду, хреново мне. Хоть в петлю!

«Сейчас приеду», – сказал Беспалов.

– Вот и славненько, – сам себе сказал Обнаров. – Пойдем-ка, Егор, я посажу тебя в манеж, мне переодеться надо. Иначе упадешь ты с дивана.

Он взял на руки ребенка, особенно бережно прижал к себе и, пошатываясь, понес в спальню.

Очевидно, сынишка соскучился по своим старым игрушкам: во всяком случае, оказавшись в манеже, он увлекся игрой, больше не обращая внимания на взрослого.