Обнаров

– Что за голос у тебя? Случилось что?

– Нормально все. Извини.

– Некому будет тебя извинять. Журналисты и зрители твоего любимого режиссера уже на части рвут. Требуют предъявить исполнителя главной роли.

– Оставь…

– Зачем так талантливо работал?

– Талгат…

– Зачем лавры не идешь пожинать? Мне одному много! Я же поделиться могу! Хватит сидеть затворником. Неразумно, в самом деле!

Саддулаев горячился, от чего его южный акцент был особенно заметным.

– Талгат Сабирович, меня в городе нет.

– Где ты?

Обнаров замялся.

– Понимаешь… С сынишкой на природу выбрались. Я ему давно обещал.

– Нашел время, честное слово! У тебя совесть есть? Такой успех! Такой триумф пропускаешь!

– Наслаждайся за двоих.

В трубке послышался какой-то шум, и режиссер торопливо сказал:

– Здесь Сергей Беспалов меня дергает. Хочет тебе пару слов сказать.

– Алло, алло! Старый, ты слышишь меня?! – голос говорящего был встревоженным, речь торопливой, точно Беспалов боялся опоздать сказать намеченное.

– Не кричи, Серый, слышу.

– Что случилось? Мы же договорились: на премьеру вместе!

– Извини, подвел.

– Нет, это просто возмутительно! Что происходит?! Что за настроение? Что за голос у тебя? Ты где? Я сейчас приеду. Дождись меня! Просто сядь, спокойненько, в кресло, и дождись меня. Понял? Обещаешь?

Обнаров помнил, что подобное слышал неоднократно. Пару раз было, когда такие простые и бесхитростные слова удерживали его от большой и непоправимой беды.

– Сегодня день рождения жены. Мы с сыном сходили на кладбище. Сейчас вот сидим у родника, на берегу Тудовки, обедаем. Я вполне адекватен. Мыслей о суициде нет. Вокруг золотая осень, природа изумительная. С Егоркой видели просто потрясающую бабочку. Егор уверен, что это Дюймовочка. Я с ним совершенно согласен. Вот что происходит, дружище. Ещё деталей подбросить?

– Извини… Извини, брат, – явно смутившись, произнёс Беспалов. – Я просто беспокоюсь, понимаешь? Не мог дозвониться к тебе весь день. Сразу мысли всякие в голову… Извини, никак не хотел обидеть. Прости, я забыл об этой дате…

– Иногда я завидую твоей короткой памяти, Серый. Созвонимся. Пока…

Обнаров сунул телефон обратно в карман и повернулся к сыну. Тот с удовольствием уплетал шоколадные конфеты, аккуратно, на коленке, разглаживая блестящие фантики.

– Ах, тетя Женя, тетя Женя! Это просто партизан какой-то, а не тетя Женя! – в сердцах произнес он. – Говорил же, сладкое не клади. Егор! – он стал собирать в пакет рассыпанные по пледу конфеты. – Мы же говорили с тобой: конфет тебе нельзя. Что за… елки-моталки! Опять сыпь на щеках будет. Все. Трапеза окончена!

– А что такое трапеза?

– Что такое, что такое! Давай, полощи рот после сладкого, и едем. Собирайся. Вот что это такое! Бери пирог с собой – в машине доешь.

Он наскоро побросал свертки с едой в пакет, стряхнул с пледа крошки и, взяв сына за руку, пошел к машине.

Путь по бездорожью занял минут двадцать. Обычно хорошая песчаная дорога в весеннюю распутицу была разбита тяжелыми лесовозами, и теперь то и дело приходилось лавировать, объезжая глубокие, наполненные водой выбоины. За двадцать минут они преодолели всего метров пятьсот, но привыкший к хорошим московским дорогам Обнаров порядочно взмок.

Борясь с рулем и бездорожьем, Обнаров не видел, что следом, держась на почтительном расстоянии от его машины, летел одинокий аист. У поворота на трассу птица отстала, точно была не вправе покидать заповедных мест, резко взмыла в небо и исчезла из виду.

За поворотом Обнаров остановился.

– Пап, а можно, я спать буду?

– Теперь можно. Поспи, пока будем ехать по свежему воздуху…

Он убрал детское сиденье в багажник, подал сынишке мягкую, плюшевую черепаху, служившую подушкой, и плед.

– Укладывайся.

– Тартаруга, ты – хорошая. Ты самая лучшая на свете черепаха!

Мальчонка обнял черепаху, прижался к ней щекой.

Обнаров улыбнулся. Это имя черепахе они с сыном придумали года три назад специально, чтобы научиться чисто выговаривать букву «р».

– Будешь спать долго. В Питер прибудем только к ночи. Разведенные мосты увидишь, идущие по Неве кораблики.

– Прикольно! Пап, улёт! Надоела Москва.

– Перевод: «Это так здорово! Я так рад, папа! Это просто отлично!»

– Так говорить долго и скучно.

– Я понял. Обязательно потом почитаем с тобой сказки Пушкина и стихи Есенина. Увидишь, как это на самом деле интересно и красиво. Ложись. Пледом укройся.

Обнаров внимательно осмотрел машину перед дальней дорогой. Бездорожье он миновал удачно – без потерь для новенького внедорожника. Когда он сел за руль, ребенок уже сладко спал.

«Как же быстро дети засыпают…» – невольно подумал он.

Обнаров вел машину очень аккуратно и осторожно. Ведь вез поистине бесценный груз – самое дорогое, что у него было в этой жизни. Он более не определял сил, чтобы жить для себя. Он теперь жил для него, для сына, для своего будущего в нём. Сын – все, что ему осталось от нее – самой нежной, любимой и единственной, от его солнечной девочки Таи.

Вкусные запахи еды пробрались из кухни в спальню и разбудили Егора. Наскоро умывшись, ребенок пошел к отцу.