Обнаров

– Привет, Бармалей! Что-то ты разоспался. Питерский воздух на тебя так действует?

Обнаров радостно улыбнулся сыну.

– Доброе утро, папа.

– Умылся? Марш завтракать! У меня в два важная встреча.

– Опять… – недовольно протянул сын. – Что за встреча?

– Один из питерских телеканалов пригласил меня в передачу. Это будет большое интервью.

– А когда мы на дачу, к бабушке, поедем?

Обнаров разложил по тарелкам только что приготовленные макароны по-флотски, омлет и разлил по чашкам горячее какао.

– Вечером и поедем. Ешь. Я приготовил, как ты любишь.

Сын взял вилку и с удовольствием приступил к завтраку.

Обнаров смотрел на мальчугана, радовался его хорошему аппетиту, но самому кусок в горло не шел. С ним всегда так бывало после поездок к жене или в их памятные даты. Минуло четыре с половиной года, боль потери постепенно притупилась, но меньше ее не стало.

– Пап, очень вкусно. Ты тоже ешь, – сказал сын.

– Да, я сейчас. Ты кушай, кушай…

– Я знаю, ты переживаешь, – вздохнул сын. – Я тоже переживаю. У всех мамы настоящие, а у меня только на фотографии. Еще на могилке вчера побывали.

– Егор!

– Бабочки там красивые. Я никогда таких не видел. И аист классный.

– Егор, «классный» применительно к аисту мне не нравится. Достаточно нормальных слов, чтобы выразить свое восхищение.

– Разве в словах дело? Пап, было бы хорошо, если бы у нас с тобой была мама. Тебе бы не пришлось готовить и стирать, а мне бы не пришлось убирать пыль и пылесосить.

Обнаров улыбнулся.

– По-твоему, женщины нужны только, чтобы выполнять домашнюю работу?

– Нет, конечно.

– А зачем еще?

– Женщина – существо ласковое, как кошка, и красивое, – очень серьезно рассуждал сын. – Ее можно приручить, как того Лиса, из истории про Маленького Принца. Я думаю, что люди называют это полюбить. А любить – это здорово! Ты согласен?

– Сколько же вам лет, философ?

– За пять перевалило. А почему ты спрашиваешь?

Обнаров потрепал сына по ежику волос.

– Умны не по годам.

Сын аккуратно отодвинул пустую тарелку и стал пить какао.

– Давай тебе булочку маслом намажу или твоим любимым плавленым сыром. Хочешь?

– Нет. Спасибо. Пап, а ты так и не ел. Так нельзя.

– Не хочется.

– Знаешь, я тут подумал… Тебе просто нужно влюбиться. Тогда ты не будешь грустный. Ребенок – это, конечно, хорошо, но все дети маленькие и глупые. Тебе нужен взрослый друг. Я имею в виду женщину. Чтобы вы могли разговаривать о своих взрослых делах, целоваться, помогать друг другу, чтобы она возвращала тебе ласку и заботу взамен той, что ты ей отдаешь. С меня же мало толку. Я только беру, – сын вздохнул. – Отдавать пока не умею. Но я научусь, пап. Я обещаю!

Обнаров внимательно смотрел на ребенка. Суждения сына были настолько взрослыми и точными, что становилось не по себе.

– Я тут предпринял кое-что… – продолжал сын. – Но это оказалось полной шнягой.

– Егор, ты же знаешь, я против таких слов!

– Забей! Несколько дней назад я гулял в парке с тетей Женей. Представляешь, вдруг мне показалось, что я увидел маму!

– Что?

– Да, папа! Я выслеживал ее два дня. Мне нужно было увидеть ее опять и успеть, чтобы она не села в автобус и не уехала. Она шла по аллее к автобусной остановке, точно такая, как на фотографии! Я окрикнул ее. Я побежал за ней.

– И что? – холодно спросил Обнаров.

– Когда я догнал ее, она обернулась. Я увидел…

– Это была не она.

Сын кивнул.

– Тогда я понял, как тяжело тебе. Я же маму не помню, а ты помнишь. От разочарования я даже заплакал. А я редко плачу. Ты знаешь.

Сын притих, что-то внимательно разглядывая в чашке.

– Какой-то не утренний у нас с тобой разговор, Егор. Жизнь продолжается! Смотри-ка, солнце светит, что редко для Питера. Наверное, в честь нашего приезда старается. На дворе роскошная золотая осень. У нас нет причин для огорчений! Давай-ка, Бармалеище, марш зубы чистить! Пора одеваться.

Парк был как раз по дороге на телецентр. На тротуаре, ведущем к автобусной остановке, он увидел ее.Она шла, плавно, легко ступая, точно не касаясь земли. В ее длинных пепельных волосах струился ветер. Голова была чуть запрокинута вверх, лицом к солнцу. Подчиняясь скорее порыву, чем разуму, Обнаров резко вжал в пол педаль тормоза и, бросив машину посреди шоссе, бегом пустился вдогонку.

– Тая!!! – что было сил крикнул он.

Он рванул ее за плечо, развернул.

– Простите, – поспешно добавил он, отступая на шаг. – Простите…

Обнаров стоял посреди тротуара и тупо смотрел на асфальт под ногами, по которому ветер гнал опавшие желтые листья клена.

– Пап, я же говорил тебе, это – не она.

Сын встал рядом.

– Какого… Какого дьявола ты вылез из машины?! Ты посмотри, движение какое! – заорал Обнаров.

Сын взял его за руку, потянул назад.

– Пойдем, пап. Ты на передачу опоздаешь. Пойдем, забудь…

Подперев кулачком щеку, Егор сидел за столиком служебного кафе телецентра и смотрел в окно.

– Мальчик, ты откуда здесь взялся? Уже час сидишь, – дородная официантка с подносом грязной посуды в руках возвышалась над Егором.

Мальчуган обернулся, вынул из ушей наушники.

– Простите, вы мне что-то сказали?

– Я спросила, чего ты тут сидишь? Уже час сидишь. Ты откуда взялся?