Обольсти меня на рассвете

— Если ты не закроешь свой рот…

— Если бы ты только себе делал больно, я бы и слова тебе не сказал. Но ты делаешь больно и ей тоже, а тебе, похоже, наплевать…

Кэм не успел договорить, потому что Меррипен набросился на него, как разъяренный зверь. Оба они повалились на землю. Каждый из двоих старался подмять противника под себя. В конце концов Кэм высвободился и вскочил на ноги. Опытный боксер, он выставил блок, ловко уйдя от удара, когда Меррипен, ослепленный яростью, набросился на него.

Несколько рабочих бросились к Меррипену и, схватив его за руки, оттащили от Кэма. Еще два человека держали Кэма.

— Ты идиот! — крикнул Кэм, злобно глядя на Кева. Он стряхнул державших его людей. — Ты решил изгадить себе жизнь во что бы то ни стало, да?

Меррипен, набычившись, рванулся к брату, но рабочие повисли у него на руках.

Кэм презрительно покачал головой.

— Я надеялся, что у нас с тобой выйдет нормальный разговор, но ты, видно, нормально говорить не способен. Отпустите его, — бросил он рабочим. — Я могу с ним справиться. Легко победить человека, который не умеет владеть своими эмоциями.

При этих словах Меррипен предпринял усилие для того, чтобы сдержать гнев. Попытка далась ему, по-видимому, нелегко. Он стоял смирно, и ярость в его глазах потухла, оставив после себя лишь холодную ненависть. Постепенно, с той же осторожностью, с которой они обращались с тяжелыми бревнами, рабочие отпустили руки Меррипена.

— Ты закусил удила, — сказал ему Кэм. — И похоже, ты тут всем хочешь доказать, что поступаешь верно. Так что позволь мне избавить тебя от лишних усилий. Я согласен с тобой. Ты не для нее.

Когда Кэм ушел со двора, Меррипен продолжат злобно смотреть ему вслед.

Отсутствие Кева за ужином в этот вечер несколько омрачало обстановку, как бы ни старались все вести себя так, словно ничего особенного не произошло. Странное дело, он никогда не направлял застольную беседу, никогда не был в центре внимания, и все же отсутствие его скромной персоны можно было сравнить с отсутствием четвертой ножки у стула, на котором сидишь. Его не стало — и равновесие нарушилось.

Джулиан непринужденно заполнял паузы в разговоре, рассказывая занятные истории о своих лондонских знакомых, о клинике, о происхождении его методов лечения, которые так благотворно влияли на его пациентов.

Уин слушала и улыбалась. Она делала вид, что ей все интересно, что она наслаждается застольной беседой, красиво накрытым столом, начищенным серебром столовых приборов, нарядной фарфоровой посудой и хрусталем, вкусной едой. С виду она казалась спокойной, но внутри у нее все кипело; гнев, желание и скорбь так тесно сплелись, что она даже не знала, чего в ней больше.

Где-то в середине ужина, между закуской и горячим, лакей подошел к Лео, сидевшему во главе стола, с маленьким серебряным подносом для почты и передал записку.

— Это вам, милорд, — пробормотал он.

Все затихли, в напряжении наблюдая за тем, как Лео читает записку. Прочитав ее и сунув в карман, он велел слуге приготовить коня.

Лео едва заметно улыбнулся, обведя взглядом домочадцев, которые впились в него глазами.

— Приношу всем мои извинения, — ровным голосом сказал он. — Я должен отъехать по неотложному делу. — В его голубых глазах блеснул озорной огонек, когда он посмотрел на Амелию. — Может, ты могла бы попросить оставить для меня немного форели под острым соусом? Ты знаешь, как я люблю все пикантное.

— В буквальном смысле или в фигуральном? — усмехнувшись, спросила Амелия.

— В обоих, разумеется. — Он встал из-за стола. — Простите, мне пора.

Уин не находила себе места от волнения. Она знала, что отъезд Лео и отсутствие Меррипена как-то связаны между собой. Интуиция подсказывала.

— Милорд, — сдавленно проговорила она. — Это…

— Все хорошо, — тут же ответил Лео.

— Мне поехать с тобой? — спросил Кэм, глядя на Лео в упор. Для них всех эта ситуация была в новинку — Лео решает чужие проблемы. Особенно необычной она была для самого Лео.

— Ни в коем случае, — ответил Лео. — Ни за какие коврижки я не стал бы лишать себя такого пикантного удовольствия.

Тюрьма в Стоуни-Кросс располагалась на улице Фишмангер-лейн. Местные жители называли это помещение на две камеры загоном. Местное название восходило к тем далеким временам, когда на этом самом месте располагался загон для заблудившихся животных. Владелец заблудившейся коровы, овцы или козы обычно мог отыскать свою скотину в загоне, откуда и мог забрать ее, заплатив штраф. Теперь там держали драчливых пьянчуг и мелких правонарушителей, которых родственники могли забрать на почти тех же условиях, как и скотину во времена Средневековья.

Лео сам не одну ночь провел в этом загоне. Но на его памяти Меррипен никогда не преступал закон и, уж конечно, не был подвержен греху пьянства, что на людях, что наедине. До сегодняшнего момента.

Довольно забавная вышла ситуация — сегодня они поменялись местами. Меррипен всегда готов был забрать Лео из этой кутузки или иного места заключения, куда он периодически умудрялся попадать.