Обольсти меня на рассвете

Лео встретился с констеблем, который, похоже, был потрясен случившимся с Меррипеном не меньше, чем сам Лео.

— Могу я спросить, в чем состоит его преступление? — робко спросил Лео служителя закона.

— Крепко напился в таверне, — ответил констебль, — и сцепился с одним местным.

— А из-за чего вышла драка?

— Местный парень что-то сказал насчет цыган и выпивки, и мистер Меррипен вспыхнул как пороховой заряд. — Почесав кудрявую голову, констебль задумчиво протянул: — На защиту Меррипена тут же поднялось довольно много народу — его тут любят, — но он и их всех тоже расшвырял по углам. И даже после этого они попытались заплатить за него выкуп. Люди говорят, что не в его привычках напиваться и драться. И, насколько я знаю Меррипена, он всегда был тихим. Не то что другие его соплеменники. Но я сказал: нет, пусть посидит в загоне, пока не остынет малость. Кулаки у него размером с наши гемпширские свиные окорока. Я не выпущу его, пока он не протрезвеет хотя бы наполовину.

— Могу я с ним поговорить?

— Да, милорд. Он в первой комнате. Я вас туда отведу.

— Не надо утруждать себя, — любезно сказал Лео. — Я знаю дорогу.

Констебль усмехнулся:

— Да уж, думаю, что знаете, милорд.

В камере из мебели был лишь табурет и еще пустое ведро и соломенный матрас. Меррипен сидел на матрасе, прислонившись спиной к дощатой стене. Черная голова была опущена.

Когда Лео подошел к решетке, Меррипен поднял голову. Лицо у него было такое, словно он возненавидел весь мир и всех его обитателей.

Лео было очень хорошо знакомо это чувство.

— Ну, мир не стоит на месте, — жизнерадостно сказал Лео. — Кое-что меняется. Обычно ты был по мою сторону от решетки, а я — по твою.

— Иди к черту, — пробурчал Меррипен.

— И это обычно я тебе говорил, — все тем же веселым голосом заметил Лео.

— Я тебя убью! — с подкупающей искренностью прорычал Меррипен.

— Э, приятель, ты взял со мной неверный тон. Я ведь могу сейчас развернуться и уйти. Это ты заинтересован в том, чтобы я договорился о том, чтобы тебя выпустили. — Лео сложил руки на груди и оценивающе окинул взглядом заключенного. Меррипен больше не был пьян, только зол как дьявол и страдал. Поскольку Лео и сам не раз бывал на месте Меррипена, он решил, что должен проявить к нему снисхождение хотя бы из солидарности. — И тем не менее я вынужден походатайствовать о твоем освобождении, поскольку ты много раз оказывал мне такие услуги.

— Тогда сделай это.

— Скоро. Но я должен тебе кое-что сказать. И я должен сделать это сейчас, потому что, когда открою дверь, ты, ясное дело, выскочишь отсюда как бешеный заяц и только я тебя и видел. Ты не дашь мне шанса.

— Говори что хочешь. Я тебя не слушаю.

— Посмотри на себя. Ты похож на кусок дерьма и сидишь в загоне. И тебе предстоит выслушать нотации от меня, Лео, павшего так низко, как только может пасть человек. — Судя по всему, слова эти лишь сотрясали воздух. Лео продолжал как ни в чем не бывало: — Ты пошел не тем путем, Меррипен. Ты не умеешь пить. И если меня алкоголь делает ласковым и кротким как ягненок, тебя превращает в злобного тролля. — Лео сделал паузу, раздумывая, как лучше его спровоцировать. — Выпивка выявляет твою истинную природу. На этот счет даже поговорка имеется. Тебе ее напомнить?

И тут Лео попал в яблочко. Меррипен бросил на Лео мрачный взгляд, в котором ярость мешалась со страхом. Удивленный силой ответной реакции, Лео помедлил с продолжением лекции.

Он понимал ситуацию лучше, чем думал этот упрямец. Меррипен даже не догадывался, как хорошо Лео его понимал. Возможно, Лео не знал, что именно послужило причиной того, что у Меррипена что-то переклинило в голове. Не знал или не хотел знать, какая логика привела Меррипена к его маниакальной убежденности в том, что он не имеет права на счастье с женщиной, которую любит, и которая любит его. Зато Лео знал одну простую истину, что перевешивала все то, что мог бросить на другую чашу весов Меррипен.

Жизнь чертовски коротка.

— Проклятие, — пробормотал Лео. Он бы предпочел взять нож и отрезать от себя кусок, нежели высказать то, что должно быть сказано. Но у него было чувство, что он сейчас должен во что бы то ни стало удержать Меррипена и себя от полного уничтожения. Он должен найти слова, найти решающий аргумент.

— Если бы ты не был таким упрямым ослом, — сказал Лео, — мне бы не пришлось это делать.

Никакой реакции со стороны Меррипена. Ни слова, ни взгляда.

Лео отвернулся и потер занемевшую от напряжения шею.

— Ты знаешь, я никогда не говорю о Лауре Диллард. На самом деле, сейчас, возможно, я впервые назвал ее по имени с тех пор, как она умерла. Но я намерен кое-что сказать тебе о ней, потому что не только многим обязан тебе за то, что ты сделал для поместья Рамзи, но и…

— Не надо, Лео, — перебил его Меррипен. — Не надо. Не позорь себя.