Оборотни

Единственный раз ее прервал стук в дверь, когда полицейский принес немного черствого хлеба, сандвичи с сыром и фляжку кофе. Билли, слишком голодная, чтобы привередничать, жадно съела все, что было на тарелке. ЗДР налил из фляжки две чашки и ждал, когда она кончит есть. Она продолжила свой отчет за кофе. ЗДР не перебивал ее, внимательно слушал и время от времени делал заметки в своем блокноте. Прошел почти час, прежде чем он сам заговорил.

— Вы этому англичанину верите? — был его первый вопрос.

— Да, — ответила она. Билли не рассказала ЗДР об их интимных отношениях и, разумеется, не собиралась этого делать. Откуда ей было знать, что в полицейском отчете, которым располагал цэрэушник, специально отмечалась нетронутость постели в ее номере в «Куротеле».

— Не находите ли вы все это странным? Я говорю о ваших перемещениях с англичанином. Совместные наблюдения за этим парнем, Фруктовым Соком, в Новом Орлеане. Затем на длинном пути сюда.

— Нет, не нахожу. Поскольку хорошо понимаю этого человека.

— Но вы же не знаете, не ввел ли он вас в заблуждение.

— Не ввел.

— Почему вы так уверены?

— Потому что уверена.

— Между вами было что-нибудь интимное?

— Нет, — слишком поспешно ответила она.

ЗДР не стал углубляться в этот вопрос.

— И вы думаете, что они собираются что-то попробовать завтра? В Рейхстаге?

— Все указывает на это.

— Может быть. А он, вы считаете, отправился туда?

— Зная его — да.

— О’кей. Давайте просмотрим все это еще раз. Но теперь с остановками для вопросов.

Прошел еще час, прежде чем они кончили. ЗДР вышел от нее, нашел Гербхарта и попросил устроить для Билли номер в отеле с полицейской охраной.

— Она говорит, что хотела бы получить что-нибудь из одежды, — добавил он.

— Какого рода одежду? — спросил полицейский начальник.

— Не знаю. Джинсы, все такое. Просто чистую одежду.

Вернувшись к Билли, он сказал:

— Ночь вы проведете в отеле.

— Я хочу завтра быть в Рейхстаге, — сказала она.

— Посмотрим. Полиция еще не закончила свои дела с вами.

— Вас что-нибудь еще интересует?

— Ничего. С полицией говорите в прежнем тоне. Но ни слова о том, что вы рассказали мне. Ни один человек знать об этом не должен. Все, что касается вас, останется между нами. Понятно?

— Хорошо. — Она сознавала, что должна следовать его инструкции. Меньше всего он хотел, чтобы как-то изменились его планы.

Хилсмэн все еще поджидал ЗДР, когда он вернулся в приемную.

— Что же она говорит? — спросил он.

— Все то, что говорила полиции, — сказал ЗДР. Затем он пересказал Хилсмэну ее версию о событиях в Новом Орлеане и об их перелете в Европу. Но он и словом не обмолвился о Рейхстаге.

— А что же с англичанином?

— Ну что с ним? Покажется, вероятно, в английском посольстве.

— Он вооружен.

— Кто сказал?

— Гербхарт. Они нашли полицейскую машину. Из багажника пропали два револьвера. Один из копов работает еще на стрельбище. Он собирался туда после своего дежурства.

— Я этого не знал.

— Его гражданская одежда тоже пропала.

— Где же они нашли…

— В западном конце Тиргартена. Копы пропустили его через возведенное для безопасности ограждение. Он запарковался в миле от Рейхстага. В той одежде ему будет легко смешаться с толпой. Если только он намерен завтра появиться там.

— Тогда мы арестуем его. А если он схватится за свое оружие… Разрази меня гром, мы не можем допустить такой возможности. Полагаю, что нам просто придется убрать его.

Площадь Республики

Тиргартен

Берлин

Толпа начала собираться с раннего утра, и почти за два часа около четверти миллиона людей заполнило площадь. По всей площади ночью были расставлены специальные перегородки, а на соседней дороге выстроились полицейские машины, включая оснащенные техникой фургоны по контролю за беспорядками. Ночью прошел неожиданный снегопад, и ранним утром снегоуборочные машины смели четырехсантиметровый белый покров в более глубокие сугробы на обочинах улиц.

Сама площадь, огромное открытое место, простиралась до монументального здания Рейхстага. В центре его находилась гигантская арка, поддерживаемая шестью колоннами, равновеликими высоте здания. Высеченная на арке надпись «DEM DEUTSCHEN VOLKE» [5]была символом единого народа. По четырем углам здания высились четыре больших башни, олицетворяющие те немецкие государства, которые образовали нынешнюю нацию: Вюртенберг, Баварию, Саксонию и Пруссию.

Но символика здания, важная для журналистов и телевизионных камер, многими из толпы совершенно не воспринималась. Как и при любом крупном людском сборище, здесь присутствовали представители многих взаимоисключающих фракций, враждебных друг другу.