Обращая сумрак в свет

Сегодня Одри написала отцу. Не знаю, рассказывать об этом дядюшке, или нет. В письме говорится, что перевод на удивление сложен, что она, тем не менее, от работы в восторге, что времени это, по всей вероятности, займет немало, хотя сколько именно, ей неизвестно, и что она, прочитав часть текста, полагает, что не вправе, не должна бы работать над столь важной темой одна. И затем спрашивает отца, не знает ли тот, свободен ли сейчас некто по имени Кудшайн – на случай, если ей удастся договориться с дядюшкой еще об одном ассистенте.

Действительно, я в ассистентки ей не гожусь, хоть прямо она этого и не говорит. Язык оказался куда сложней, чем я думала, а, кроме того, очень меня раздражает. Логики в нем – ни на грош, гораздо меньше, чем даже в ширландском.

Табличек все это, по большому счету, не касается, и дядюшки тоже, а именно за этим он и просил присмотреть. Однако Одри возжелалось работать совместно с каким-то Кудшайном, а значит, рассказать обо всем, что делает, и ему. И даже если решит с дядюшкой об этой идее разговора не заводить, пожалуй, тот должен знать, что она над этим задумывалась, так как хочет сохранить все в секрете, пока перевод не будет готов.

Завтра же напишу ему.

Из дневника Одри Кэмхерст

19 плювиса

Пишу здесь об этом, чтоб не пойти на попятный и не сделать вид, будто ни о чем подобном даже не помышляла: сегодня я собираюсь поговорить с лордом Гленли о Кудшайне.

Лорд наконец-то вернулся в Стоксли. Ездил в Тьессин по делам и привез оттуда множество ящиков с новыми приобретениями – хотя одному солнцу известно, куда он намерен девать их, ведь дом и без того забит древностями до потолка. Хотите верьте, хотите нет, большая часть покупок – из Эриги, причем он говорит, будто это из-за меня. Уж не польстить ли думает? Спросил, какого я о них мнения, а я только и смогла, что не ляпнуть в ответ: «Надеюсь, все это – не из расхищенного». По большей части, это не древности, но здесь, в Стоксли, куда ни глянь – в ушах так и звучит дружный скрежет зубов Алана, Симеона и гранпапá. И речь не только о драконианских памятниках старины, хотя они, конечно, возмущают сильнее всего: уверена, добрая половина коллекции Гленли раздобыта на черном рынке.

Может, если перевод принесет ему кучу денег, он будет так мною доволен, что мне удастся убедить его больше такого не делать?

Скажу честно, без него здесь жилось чуточку легче. Конечно, я рада, что он стремится помочь мне всем, чем возможно, однако мне очень скоро сделалось ясно: лорд Гленли – из тех, кому в любую идею непременно нужно внести собственные «усовершенствования». (После того, как мне пришло на ум, что во время дождя работать над транскрибированием можно в оранжерее, он распорядился установить там зеркала. Зеркала! В хмурые дни толку от них немного, зато в солнечные я чувствую себя муравьем, брошенным мальчишкой-мучителем на сковороду.)

И всякий раз, как я с ним вижусь, он спрашивает, как продвигается дело. Да, это вполне понятно, вот только я просто-таки вижу, как в глазах его, точно в окошках счетной машины, мелькают цифры, как ход работы соотносится в его голове с названными мною сроками. Да, справляюсь-то я неплохо, но то, что он вечно (в переносном, разумеется, смысле) торчит за плечом с карманным хронометром в руке, работы отнюдь не облегчает.

Однако должна признаться, его условие насчет сохранения тайны намного упростило мой труд. Если бы я, как обычно, обо всем сообщала всем друзьям и родным, тогда за плечом (в переносном, разумеется, смысле) торчали бы они все, а их мнение для меня гораздо важнее мнения лорда Гленли. Вдобавок, сохранение тайны, как минимум, означает, что гранпапá не узнает, как я, пренебрегая его наставлениями, все делаю не по порядку и схватилась за перевод до полного завершения копирования с транскрипцией.

Вероятно, он совершенно прав, и со временем я пожалею об этом. Со временем я пойму, что у писца имелась некая причуда, которую я, переводя текст по частям, прогляжу, или совершу еще какую-нибудь подобную глупость. Но пока я, определенно, ни о чем не жалею! Обычно копирование и транскрипция уже дают неплохое представление о содержании, только время от времени встречаются фрагменты, сквозь которые продираешься, точно прошибая лбом кирпичную стенку. Этот же текст – будто целая череда кирпичных стен, отделенных одна от другой простыми фрагментами как раз такой длины, что к концу их успеваешь исполниться преждевременного оптимизма. Не переводи я его по ходу дела, выяснения, что же в нем сказано, пришлось бы ждать целую вечность! А я, между прочим, сделана не из камня (хотя, если «аму» действительно означает «человек», аневраи, пожалуй, с этим бы не согласились).

Итак, о чем бишь я?.. Да, верно, о лорде Гленли. Сегодня мы встретимся с ним за ланчем (Кора при мне до сих пор за стол не садится), тогда его и спрошу. Слегка беспокоюсь, как бы он не подумал, что я нарушаю обещание хранить тайну, однако без разрешения Гленли ни слова не скажу никому, даже Кудшайну.