Обратная случайность. Хроники обывателя с примесью чертовщины. Книга вторая. Новеллы

Было заметно, что Сиротин всячески выгораживает Коновалова. Это было неудивительно, ведь у него перед мысленным взором стоял Родион с фотоаппаратом, и теперь капитан был уверен, что это не сон.

Видя безрезультатность разговора, Перелазов стал уговаривать Сиротина, чтобы он всё-таки написал заявление на Коновалова, а уж они организуют остальное. Неважно, что он не помнит событий, они уверены, это его рук дело. Но капитан решительно не согласился, что удивило Рубцова. Он знал, что Сиротин вполне способен оговорить подозреваемого. Напоследок Куропаткин спросил,

– Мне Коновалов говорил, что вы беседовали о Ленине и партии. Это правда?

– Да, беседовали об этом.

– И про переходящее красное знамя?

– Про него тоже. Товарищ Коновалов идейно выдержанный комсомолец.

От этих слов все испытали чувство неловкости, Сиротин тоже, но он всё равно добавил,

– Он принципиальный и требовательный к себе человек. Считает, что для вступления в партию ещё не созрел.

Перелазов сказал,

– И, слава богу! Коновалов в партии, это двойной кошмар.

И грустно заключил,

– В общем, всё как всегда. А жаль.

После этого совещания Рубцов зашёл к Кузнецову попрощаться,

– Дела наши, можно сказать, закончены. Завтра отбываем. Андрей Иванович, у меня к вам личная просьба.

– О чём речь? Всё, что в наших силах!

– В силах. Некий Коновалов работает у вас в обувном магазине. Увольте этого мерзавца. Я знаю, что вы и ваша организация к делу непричастны. У меня к нему личный счёт. Если вы этого не сделаете, то я постараюсь его достать всё равно, а возможности у меня имеются.

– А в чём дело?

– Вы его плохо знаете. Не обольщайтесь простецким видом этого ленинца. В милиции на него имеется приличное досье. Поинтересуйтесь.

– Спасибо за совет. Я и в самом деле плохо его знаю. И ваше пожелание учту непременно.

Через некоторое время Андрей Иванович вызвал к себе Коновалова.

– Чего это инспектор Рубцов на тебя обозлился?

– Могу только догадываться. Скорее всего, его на меня Перелазов натравил. Он меня с детства ненавидит, и по возможности старается нагадить. Постоянно в чём-то пытается обвинить.

– А ты чист как слеза?

– Судите сами, Вчера товарищ капитан напился и куролесил на хуторе Восточном. А я в это время дома этому самому Рубцову капитанские деньги и вещи передавал. Всё чин-чином, по описи. Куропаткин свидетель. А Перелазов всё равно считает меня виноватым в капитанских подвигах, и Рубцову это внушает.

– Ладно. Парень ты, я вижу бойкий, но на всякий случай тебя надо убрать из РТП.

– Куда?

– На счётах научился?

– Более-менее.

– Пойдешь, поработаешь в общепите, а там видно будет.

– Где?

– В ресторане буфетчиком. Выходишь с понедельника. Директор уже знает.

И Родион в понедельник отправился на новое место работы. Но это уже другая история.

А история с командировочным на этом не закончилась. На следующий день, по дороге на вокзал, Рубцов зашёл в обувной магазин и спросил, зло на него смотревшую Людмилу Яковлевну,

– А где Коновалов?

– Уволили. Вашими молитвами.

Рубцов удовлетворённо хмыкнул и вышел.

А Родион в это время уже был в Ростове на пригородном автовокзале. В те годы на нём промышлял местный дурачок Витя, по прозвищу Аплодисмент. Он владел оригинальной музыкальной техникой, с помощью которой зарабатывал себе на пирожки и мороженое. Подойдя к какому-нибудь пассажиру, он, резонируя ртом, сложенными лодочкой ладонями перед своим лицом буквально выхлопывал любую мелодию. Чаще всего это была японская песня сестёр Пинац «Каникулы любви». А затем требовал заплатить двадцать копеек. Сервис его был навязчивым, так как слушать его исполнение не желали, и платили чаще за то, чтобы он шёл в другое место и не приставал. Методом проб и ошибок он научился избегать студентов и дембелей, которые запросто могли дать пинка. Время от времени его прогоняла милиция, но он опять возвращался. Все к нему привыкли, даже пассажиры, состав которых на этом автовокзале довольно постоянен. Коновалов тоже знал Аплодисмента, а от одного знакомого ещё знал, что фамилия его была Сиротин.

Сидя на вокзальной скамейке, он дождался Витиного появления, поманил его пальцем, и попросил исполнить «Наша служба и опасна, и трудна». Такие заказы были столь редкими, что Витя сразу проникся симпатией к Родиону, и исполнил песню с особым старанием. Родион дал ему двадцать копеек, усадил рядом с собой и заговорил,

– Ты, Витя, молодец. Культуру в массы несёшь.

– А то!

– Милиция преследует?

– Гады! Работать не дают.

– Тебе нужно помочь. Я решил тебя самого милиционером сделать. Тогда ты этих патрулей сам гонять будешь. Они к тебе, а ты им документ, и команду «Смирно».

– А как это?

– Читать умеешь?

– Умею. Не дурак. И считать умею. По рублю до сотни досчитаю.

– Твоя фамилия Сиротин?

– Да.

– Вот тебе удостоверение. Читай, теперь ты капитан милиции Сиротин. А начнут спрашивать, откуда и чего, ссылайся на майора Рубцова. Запомнил? Повтори.

– Майор Рубцов.

– Ну, бывай здоров, а мне пора.