Первое пробуждение Крылова можно назвать скандальным. Николай Пантелеевич практически описался. Всё-таки что-то в его организме было начеку и разбудило, но уже в начале процесса. С трудом он поднялся и сел. Он бы сильно удивился, соображай его голова яснее. Спал он на тряпье возле кучи угля. Всё вокруг было в копоти и угольной пыли, в том числе и он сам. Непривычно и резко пахло серой. За столом сидели давешние собутыльники и лениво играли в карточного «козла». В сторонке, сидя на топчане, дремал явно пьяный дедок. Заметив, что он проснулся, новоявленные друзья бросили карты, а Петров подошёл к нему. Взгляд его был проникнут неподдельным сочувствием,
– Что, Коля, проснулся?
Крылов, еле ворочая пересохшим языком, спросил,
– А где можно?
Петров понял, и указал на кучку шлака. Облегчившись, Крылов подошёл к столу. Петров засуетился,
– Что, голова болит? Ничего, ничего, сейчас подлечим. Ты главное, Коля, не переживай, жить будешь, сперва всегда тяжело, а потом дела пойдут. По себе знаю.
И налил в стакан грамм сто пятьдесят мутноватой жидкости. Это был обычный самогон, любимый напиток Панфиловича. Каким-то чудом Крылов его выпил. Ему действительно стало легче, но опять неудержимо потянуло в сон. Уже закрывая глаза, он спросил,
– Где я? Почему? Где моё пальто?
– Здесь оно, Коля, под занавеской висит. Ты что! Вещь дорогая, не думай, не пропадёт.
Но Николай Пантелеевич уже вырубился, и не слышал этих объяснений.
Следующее пробуждение Крылова было поистине жутким. И эта жуть носила имя.
Когда говорят, что природа на ком-то отдохнула, то имеют в виду, что кому-то чего-то она не дала, или недодала в телесном или умственном отношении. В случае Вали Слабой об отдыхе природы говорить не приходилось. Она трудилась над её внешностью, потому что такое телесное безобразие не могло появиться само по себе, его нужно было создать, крепко поработав, в целом, в деталях, и даже в мелочах. Да, Валя Слабая была не то чтобы некрасива, она была удивительно страхолюдна, просто на редкость. Слабая, это кличка, под которой её все знали. Произошла она, как ни странно, от Валиной фамилии Голова. В детстве Валю, соответственно её качествам звали Слабоголовой. Со временем прозвище сократилось до Слабой. Физически, она как раз была жилистой и по-мужски сильной. Природа, создавая Валино внешнее несовершенство, как бы в компенсацию, слегка отдохнула на её интеллекте, и это было к лучшему. Не сознавая своего несчастья, она не впадала в отчаяние, и не теряла оптимизма.
Фигура у неё была худая и сутулая, при росте выше среднего. Тонкие, кривые, но зато мосластые ноги опирались на землю ступнями сорок четвёртого размера. Длинные жилистые руки оканчивались мясистыми ладонями размером со сковородку. Коротенькие, но очень широкие ногти на руках охватывали утолщённые концы пальцев подобно копытам. Но самым примечательным было конечно лицо, если в данном случае его можно так называть. Массивная нижняя челюсть выдавалась далеко вперёд, подобно выдвинутому ящику комода. Жёлтые зубы одинаковой формы располагались на ней редко, с заметными промежутками. Верхняя челюсть, наоборот, была узенькой, и передние зубы на ней были выбиты. Рот был щелеобразный, но зато почти до ушей. Над ним, большой картофелиной нависал шишковатый нос. Широко расположенные маленькие глаза без ресниц имели неопределённо-свинцовый цвет, и к тому же, были немного вразбег, что делало их выражение несколько зловещим. Пенькового цвета волосы торчали на висках, и не поддавались укладке. Кожа была землисто-жёлтой и угреватой. Завершала весь этот ужас большая лысина ото лба. Не в упрёк природе, лысина была искусственного происхождения, результат какого-то давнего ожога неведомо чем, поэтому кожа на ней была в блестящих рубцах, усугубляющих общее впечатление. Голосок у неё был писклявый, с какими-то переливами, как будто в разговоре она полоскала горло.