Обратный счет любви

Она не унывала и старалась весельем заполнить то, что должно было быть заполнено счастьем. Она очень хотела любить и любила. Но мужу ее любовь показалась никчемным пустяком, и он кинулся заполнять скуку будней, ища на стороне иных впечатлений и утех. И сына Надя любила, но он быстро вырос и материнскую заботу начал воспринимать как попрание свобод и прав. Надежда с трудом к этому привыкала. Привыкла, когда поняла, что теперь она не часть его жизни, увы.

А Иван? Ведь правда же ты увидела лучик надежды? Глупо, конечно. Надежда часто бывает глупой, такой вот каламбур.

Иван ее презирает и ненавидит, она это заслужила. И теперь она даже не сможет попросить у него прощения и объяснить. Объяснить, что…

Объяснить, что ей очень жаль, что все так получилось. Что она не хотела причинить ему боль. Что теперь его боль болит у нее в груди.

Не лги себе хотя бы сейчас, Надежда. При чем тут твое раскаяние и чувство вины? Ты полюбила. Как девчонка, острой пронзительной любовью. Как, наверное, даже в Кирилла никогда не была влюблена. Совсем недавно тебе казалось, что молодость прошла и в этой жизни с тобой уже ничего случиться не может – ни сумбурных желаний, ни заполошного сердцебиения, ни злой неистовой ревности, ни бессонных ночей. Но ты полюбила. Что это – жданное счастье? Или наказание? И теперь твоя совесть велит тебе просить прощения?

Не лги себе. Если бы ты не попала стремительно в неволю к этому тотальному чувству, от которого, кажется, душа расстается с телом, разве ж ты терзалась бы тем, что причинила боль какому-то монстру Лапину? Да ни за что! Еще и гордилась бы, и ликовала, и приговаривала бы, что так тебе, монстр, и надо.

Ты полюбила. А он возненавидел. Сделанного не исправишь, но ей захотелось ему хоть что-то объяснить! Например, рассказать о своем абсолютном и абсурдном одиночестве даже в разгар бешеного веселья в кругу хохочущих подруг и их приятелей. О том, что и подруг-то настоящих у нее нет, давно нет, еще с института. О том, что никогда у нее не было надежного мужского плеча рядом, надежного и верного, хотя она и была замужем много лет за одним и тем же человеком. О том, что всю жизнь мечтала обрести такое надежное плечо, но видела вокруг себя только похотливых павианов, желающих без хлопот получить свое павианье удовольствие. О том, что за все годы супружества привыкла полагаться лишь на себя и выкручиваться самостоятельно из любых житейских передряг, только бы у сына, у Андрея, все было. О том, что ей стыдно об этом рассказывать и стыдно жаловаться. И она никогда об этом никому не говорила и не жаловалась. И что иногда ей хочется отомстить. Отомстить мужикам как классу. Как явлению. Как породе. И она мстила.

А как же девчонки – Катюха, Алинка, Лера? Подруги они тебе или кто? Или ты от них тоже открещиваешься, как только что открестилась от всего обидевшего тебя мира?

Вот они-то как раз и подруги. Но Надя мудрая. И опытная. И поэтому никогда не испытывала этих трех на порядочность и надежность. Не хотела их соблазнять и не желала в них разочаровываться. Поэтому почти ничего о себе им не говорила. Только по верхам, только до прихожей. Кто сказал, что для хорошей дружбы нужно знать, какого цвета у подруги фекалии? Дружбе вообще ничего не надо, кроме уважения друг к другу. Уважения и теплых чувств. А общие интересы – это по возможности, это как повезет. Главное – уважение. И теплые чувства.

Сквозь пелену слез Надежда благодарно взглянула на свою правую кисть и тихонько улыбнулась. На среднем пальце сиял перстень с желтым камнем. Их подарок и ее последнее и единственное украшение. Значит, они тоже к ней хорошо относятся, если не пожалели денег на такой дорогой подарок. На очень дорогой подарок. Настоящий природный алмаз. Правда, огранка дурацкая.

Идиотка! Алмаз! У нее же есть алмаз!

И стремительно развернувшись к боковому окну, она со всей силой отчаянной жажды жизни ударила по темному стеклу сжатым кулаком, впечатав камень в гладкую тонированную поверхность, стараясь вдавить его как можно сильнее, а потом медленно и со скрипом провела кривую неровную борозду. А потом еще одну. И еще.

Надо, чтобы они стали как можно глубже, эти борозды. Надо, чтобы проникли в глубь толстого многослойного автомобильного стекла. Оно почти не поддавалось. Оно в большей степени напоминало вязкую тугую смолу, а не хрупкий и звонкий хрусталь. Но разве у Нади есть выбор?

Не дышать становилось все труднее. В глазах появилась сильная резь, их заволокло серой пеленой. В заложенных ушах грохотал пульс. И ей хотелось разодрать свое горло. Но она давила и давила на скользкую поверхность стекла, не обращая внимания на боль от содранной кожи искореженных пальцев, а потом, когда перед глазами заплясали колючие искры, она сдалась и решила, что хватит. Она все равно не успеет. Процарапанный бриллиантом кривенький и неказистый прямоугольный контур уже расплывался перед ее глазами и начал скользить и перемещаться, плавая то влево, то вправо.