«Образ двадцатого… В прошлом и настоящем»

Нет сомнения, что «путь в XX век» был противоречив. Модерн частично принадлежал и прошлому и будущему. То, что он дал будущему, неоднократно «переживалось» и использовалось. Реминисценции стиля модерн в XX веке обнаруживаются неоднократно, хотя авангард порой и боролся с ними. Так или иначе, ар нуво остается на горизонте современной художественной культуры, порой намного больше, чем мы это себе воображаем. Ныне вновь тиражируются стеклянные изделия фирмы «Тиффани», силуэты модных платьев рубежа веков опять демонстрируются на подиумах, фотографии в пиктуральном стиле пользуются спросом у коллекционеров. Но дело, конечно, не в подобных «мелочах». Живет неизбывная тоска по большому и комфортному стилю, образцом которого, пусть и ненадолго, стал модерн.

Модерн создал впечатляющую систему форм и образов. Внутри нее пряталось так много, что бесконечные «возрождения», точнее, попытки их следовали одна за другой. Самой известной являлась система ар деко, сложившаяся в 1920—1930-е годы. Но и помимо нее подобных revivel'ов и реминисценций последовало много модернистских стратегий, не всегда похожих друг на друга, но тем не менее восходящих к одному источнику.

Возможно, наиболее органично некоторые замыслы воплотил в своей индивидуальной стратегии Анри Матисс, «накопитель знаков», как он сам себя характеризовал. Ведь он также из поколения 1860-х годов...

У Матисса. Копить знаки

Анри Матисс, родившийся в 1869 году, медленно спешил, обобщая опыт искусства конца века и, пересмотрев все важнейшие традиции, обратился к решающим выводам только в 1898 году, когда, как он сам говорил, сложился его новый стиль. Его своеобразная «стильность» могла бы войти в пословицу, если бы только таковые создавались по поводу искусства XX века. Стратегия мастера заключалась в том, чтобы наиболее органично развить те плодотворные концепции, которые — по его мнению — сложились на рубеже веков. Стоит заметить, что, будучи уже зрелым мастером, Матисс заехал на Таити — в память Гогена. Да и сам его ориентализм был воспитан к школе рубежа веков. Кроме того, ему была близка некоторая литературная опосредованность выбора сюжетов, не без воспоминаний о поэзии Шарля Бодлера и Поля Верлена, концепции эстетики Анри Бергсона, мысль о «навевании» всем строем произведения определенного настроения, мысли о создании «сказки» прекрасной и комфортной жизни, не замечающей примет цивилизации своего столетия, о синтетичности детского и «восточного» синкретического восприятия мира... В буре фовизма, которую он сам во многом спровоцировал, Матисс освободил теорию и практику цвета от сковывающих их пут символизма, дав им первоначально силу инстинкта, но затем, увидев их всесильную энергию, уравновесил стихию красок законами композиции и выверенными, пульсирующими арабесками рисунка (и «линии умеют говорить», говорили во времена модерна). Вырабатывая принципы станковой картины XX века, он не забывал о значении панно, культура которого была воспитана на рубеже веков. Панно было не только «средней» формой между картиной и монументальной стенописью, но, что важнее, определенной живописной концепцией: взвешенностью красочных пятен в светлом, словно экранном, пространстве.

Живописная революция цвета длилась более полувека. Матисс простился с жизнью в 1954 году. Он многое дал людям; его светлое, жизнерадостное искусство свидетельствует, что авангард был разнообразен, мог не только пугать или уводить в лабиринты подсознательного, но идти навстречу земным радостям человека, любящего красивые цветы и вещи, солнечную погоду и естественную грацию женщин. Казалось: да что там, как просто! Трудно ли обо всем этом поговорить при помощи красок и кисти? Однако надо было быть именно Матиссом, чтобы придавать простым и ясным понятиям статус вечных, вселять надежду и все это делать на художественном языке XX века. Он был цельным в своих поисках, выступая во многих областях: картины, скульптура, станковая графика, книжная иллюстрация, стенные декорации, роспись керамики, оформление театральных декораций, педагогика, теория искусства...

Общее представление о Матиссе-художнике и Матиссе-человеке известно. Он основал фовизм, затем устремился к созданию утешительного искусства, помогающего «усталому человеку забыться от забот и немного отдохнуть». Как личность — это мэтр нового искусства, требовательный к себе, трудолюбивый, отчасти даже педант, получивший за свою серьезность прозвище Доктор. Уже в 1908 году художник предельно просто оговаривает свои задачи: «...не копировать натуру, а интерпретировать». Его друг Л. Арагон видел в этом свойство «французской свободы, которая не сравнима ни с чем». Все это верно.