Погребальный обряд, который формируется в X в. около поселений типа Гнездово в Верхнем Поднепровье, Тимерево в Верхнем Поволжье, вокруг Киева и Чернигова, связываемый обычно с дружинным сословием, значительно отличается от обрядов славян или балтов, отмечаемых в предшествующий период. Господствующей формой погребального памятника становится обычный полусферический курган, а формой обряда — трупосожжение. Древнерусские курганы близки «большим курганам» Скандинавии. Так для Руси и Скандинавии встречается захоронение в ладье, характерно использование в обряде погребения оружия и пиршественной посуды, а также осуществление жертвоприношения (козла или барана, реже людей). Обстановка погребального обряда напоминает исследователям следование совершавшими ритуал представлениям о Вальхалле, загробном чертоге Одина, где тот принимал избранных героев — ярлов и конунгов, павших в битве. Такие представления приобретают особый смысл, принимая во внимание то, что правитель являлся не только гарантом права и благополучия своей страны, но был также гарантом мирового порядка, традиционных устоев, включая мир сверхъестественного. Один набирал дружину героев, которой предстояло сразиться с силами Хаоса, которые грозили повергнуть мир людей и богов. Смерть правителя, особенно в бою, усиливала эту дружину. Поэтому погребальный обряд воспроизводил загробную жизнь в Вальхалле[731]
.В последнее время выдвинуто предположение, что погребенные в курганах с наиболее богатым инвентарем, обнаруживаемые в различных уголках Восточной Европы, связаны между собой не только в «этнокультурном» отношении, но и генеалогически. В то же время древнерусские монументальные погребальные памятники по обряду близки «большим курганам» Скандинавии[732]
. В них могли быть захоронены представители единого княжеского рода. Тем не менее летописи совершенно ясно дают понять, что верховный правитель с 80-х гг. X в. находился в Киеве.Древнерусская раннеисторическая традиция, как и скандинавские источники, касаясь описания деяний первых правителей, особое внимание уделяют обстоятельствам их смерти и месту погребения. Относительно смерти Олега существуют различные версии. Нестор приводит знаменитую легенду о гибели киевского князя от укуса змеи в 912 г., могилу его составитель летописи знал еще в начале XII в. в Киеве на горе Щековице[733]
. Составитель Новгородской Первой летописи младшего извода не обладал точными данными обстоятельств смерти Олега и привел сразу две версии. По одной князь закончил свою жизнь в Ладоге, где находится и его могила. По другой Олег ушел за море, где его «уклюну змиа в ногу»[734]. Обе версии помещены под 922 годом. Противоречия с местом смерти Олега могут быть связаны с критикой источников. Однако российскими историками предположено существование двух могил Олега одной реальной, другой символической. Погребение в Киеве и Ладоге позволяет наметить умозрительную государствообразующую ось экономическое содержание которой составил транзитный Балтийско-Днепровско-Черноморский путь — «путь и варяг в греки». Реальная или символическая могила в Ладоге может говорить о сохранении ее идеологического значения, как первого стольного города, позднее к середине X в. это значение перейдет к Новгороду. В целом различные предания о смерти Олега позволяют сделать вывод о складывании двухцентровой системы Древнерусского государства[735]. Последующие события (например, крещение Руси) подкрепляют этот вывод.Представленная Новгородской летописью гибель Олега в 922 г. где-то за морем хорошо согласуется с данными так называемого Кембриджского документа, что позволило некоторым историкам полностью принять на веру данные этого в общем-то темного источника и пересмотреть хронологию Повести временных лет.