Образы войны в исторических представлениях англичан позднего Средневековья

Наиболее традиционным, популярным и изученным аспектом Столетней войны является политическая история. Основную свою задачу исследователи XIX — первой половины ХХ в. видели в максимально точном и подробном изложении хода военных действий и дипломатических переговоров. Однако уже в этот период в английской и французской историографии определились основные дискуссионные вопросы, касающиеся истоков и причин войны (династической, экономической, территориальной), ее характера (феодального, экспансионистского, национально-освободительного) и последствий; также внимание исследователей было сосредоточено на проблемах, связанных с ростом национального самосознания и консолидацией противостоящих государств (М. Депрэ, А. Ковиль, Т. Таут, Э. Перруа). Во второй половине ХХ — начале XXI в. для изучения политической истории Столетней войны характерен более взвешенный подход. Большинство современных авторов (в частности, М. Вейл, Д. Сьюард, А. Ллойд, А. Карри, Дж. Сампшин), освободившись от комплекса поиска исторического виновника войны, отчетливо осо знают не только ее общеевропейский контекст, но и нецелесообразность выделения какой-то одной причины в качестве главной или, тем более, единственной. Ориентация на комплексное изучение исторического процесса вынудила исследователей уделять больше внимания проблемам ментальности, социальным и культурным вопросам, оказывающим колоссальное воздействие на политическую историю. Как заметил в одной из своих ранних и, в определенной степени, программных работ Б. Гене, исследование политической истории государства невозможно «без ментального контекста», то есть «без изучения всей совокупности идей, чувств, мифов, из которых государство извлекает свою силу».[1]

Неудивительно, что во второй половине ХХ в. комплексный подход стал применяться не только к политической, но даже к военной истории. По словам одного из ведущих специалистов по средневековым войнам Ф. Контамина, войну следует рассматривать всесторонне, как «форму человеческого существования».[2]

Сфера интересов специалистов по военной истории расширилась, включив изучение социальной структуры армий, принципов комплектования войск, организации военных поставок, ментальности «людей войны», влияния вооруженных конфликтов на жизнь различных слоев мирного населения и множества других проблем, связанных с различными гранями войны (Д. Хей, М. Кин, Дж. Беллами, К. Олманд, М. Ховард, Г. Хьюитт, Дж. Фауллер, Б. Тирни). Именно в этот период историки обратились к анализу организации военной пропаганды и ее воздействия на общественное сознание (П. Льюис, Д. Белль, Ж. Кринен, У. Омрод, Л. Лоренс, У. Джонс, Дж. Маккенна, К. Рейнольдс, А. Макхарди, Н. Понс). Кардинальные изменения произошли и в отношении исследователей к нарративным источникам. Исторические тексты перестали рассматриваться исключительно с точки зрения их достоверности и информативной репрезентативности. Мышление и методы работы средневековых историков, восприятие исторической традиции, социальный состав авторов и их читателей, степень популярности тех или иных текстов и пути их распространения, влияние историописания и памяти о прошлом на идеологию общества — эти и другие аспекты исторической культуры эпохи Средневековья оказались достойными внимания объектами изучения.

Безусловно, перечисленные направления отнюдь не исчерпывают ни неких общих изменений, происшедших в медиевистике за несколько последних десятилетий, ни даже трансформаций, которые претерпело изучение собственно Столетней войны. Тем не менее я выделила именно эти тенденции, ибо в их русле лежит мой подход к исследуемой проблематике. Целью моей работы является анализ ментального контекста войны как на уровне массового восприятия, так и в рамках официальной идеологии. При этом базовыми источниками выступают исторические сочинения, вследствие чего сюжеты, связанные с исторической культурой и историописанием, также чрезвычайно значимы для меня.