Обреченность

Штаб 15-го казачьего корпуса размещался в 15 километрах за линией фронта. В Вировитице, на крестьянском дворе, расположенном в 400 метрах от берега Дравы. Там же располагался обоз Терского казачьего полка и лошади, так как теперь уже не было необходимости действовать в конном строю. 26 марта 1945 года в Вировитице генерал фон Паннвиц вызвал к себе командиров 1-й и 2-й казачьих дивизий. Созванные на совещание офицеры сидели за столом. Командир 1-й казачьей кавалерийской дивизии Константин Вагнер рассматривал разостланную карту. Полковник Шульц, повернувшись к окну, наблюдал, как казак навешивает коню на морду торбу с овсом.

Лица офицеров были невеселы. Паннвиц заговорил взволнованно:

– Надо спасать корпус! Генерал Власов принял решение пробиваться к Украинской повстанческой армии, которая ведет бои в тылу Советской армии. Предполагается перейти через цепь Альп по перевалу Бреннер на юг и прорваться на территорию Украины. Вы понимаете, что решение о продолжении войны в таких условиях – это безумие. Необходимо сделать все, чтобы отвести казаков на территорию Рейха и договориться о сдаче союзникам. Если мы сложим оружие на югославской территории, последствия для казаков будут страшными. Нас всех расстреляют или повесят. – Ваше мнение, господа? – генерал фон Паннвиц вопрошающе оглядел всех.

Полковник Вагнер согласно кивнул.

– Я полностью согласен, господин генерал… Необходимо учитывать и особенности нашего корпуса. Казакам нельзя сдаваться Красной армии. О жестокости Сталина известно всем. Казаки для него предатели. На них не будет распространяться действие конвенции о военнопленных.

Ганс Иоахим фон Шульц покашлял, прочищая горло.

– Я также поддерживаю предложение генерала фон Паннвица, – заявил он, неспешно подбирая слова. – Но переход в Австрию сопряжен с риском и большими трудностями. Кроме того, нам необходимо заручиться согласием британского командования о том, что они согласны принять нашу капитуляцию и дать гарантии нашей безопасности. Но в любом случае оставаться здесь и попадать в лапы Советов нельзя.

Генерал фон Паннвиц, привыкший кратко и исчерпывающе-ясно ставить задачу, подвел черту:

– Надо через горы уходить в Австрию. Иначе через несколько дней русские будут у корпуса за спиной! В Австрию! Единственный, кто нам может помешать, это Кононов. Мне уже сообщили, что генерал-лейтенант Власов готовится подписать приказ о присвоении Кононову генеральского чина и назначении его на должность походного атамана. Кононова надо убирать из корпуса.

* * *

Первого апреля генерал Паннвиц вызвал к себе Кононова.

На улице перед окнами штаба послышался мягкий топот копыт, звяканье стремян, ржание, шумные вздохи лошадей.

Паннвиц посмотрел в окно. В комнате было жарко. Солнечные лучи заглядывали в окна. Через отворенную форточку входил воздух, пахнущий нагретой седельной кожей, конским потом, дымком кузни.

Во дворе несколько казаков спешились с коней. Размундштучив лошадей, они отпускали подпруги, ладонями смахивали с лошадиных спин обильный пот.

Распахнулась дверь, на пороге стоял полковник Кононов. Несколько мгновений генерал разглядывал его бледное лицо и большие круги под глазами.

– С сегодняшнего дня я отстраняю вас от командования 3-й казачьей дивизией и назначаю на должность офицера связи с генерал-лейтенантом Власовым, – сказал фон Паннвиц. – Приказываю вам немедленно передать дивизию полковнику Борисову и отбыть к главнокомандующему войсками КОНР.

Кононов сдерживался, грыз усы. Молчал, рассматривая сетку узоров на стене дома. Трещина расходилась прямо и вдруг, как по причуде, уходила в сторону. «Ну вот, – подумал Кононов. – Случай вновь меняет направление моей жизни».

– Прощайте, Иван Никитич!

Кононов вытянулся, небрежно козырнул и вышел.

В окно Паннвиц видел, как он сошел с крыльца. Вестовой подвел коня. Полковник положил левую руку на холку, привычным движением ловко вскинул тело в седло. Вытянул коня плетью, и тот пошел наметом. За ним, пригнувшись к гривам, рванули казаки конвойного взвода.

* * *

Поздним вечером того же дня Иван Кононов сидел в своей комнате. За окном моросил холодный апрельский дождь, и ему вдруг страшно захотелось прижаться лбом к холодному стеклу, вглядеться в обступившую его темень. Но останавливал полудетский страх, как тогда в Смоленске. Если долго всматриваться в бездну, она начинает всматриваться в тебя. И эта бездна рано грозит утащить тебя за собой. Поздно! Уже утащила.

Чья это мысль? Моя?.. Неважно.

Дверь заскрипела. Скрипнули сапоги Петра Арзамасцева. Кононов резко повернулся к нему лицом. Адъютант протянул ему пакет с документами.

– Приказ о присвоении вам звания генерал-майора КНОР. Поздравляю вас, Ваше Превосходительство!

Кононов не ответил. Он подошел к окну. Из внутреннего кармана кителя медленно достал серебристую фляжку. Неторопливо отвинтил ребристую крышечку, опрокинул горлышко себе в рот. Ароматная жидкость обожгла горло, внутренности тотчас же наполнились теплом. Страх стал угасать.