Обреченные

Только раз я опередила бабушку Минни. Она, по локоть в пенной воде, мыла посуду и попросила меня ответить. Тяжко вздохнув, я отставила тарелку с пирогом из пекана, выращенного способом, вредным для экологии, и проданного не по принципам честной торговли. Я поднесла к уху трубку, пахнущую куревом и бабушкиным кашлем, и сказала:

– Чао!

Последовала тишина. Я уж подумала, это мама звонит узнать, как у меня дела, но тут голос спросил:

– Мэдисон? – Голос принадлежал мужчине. Молодому мужчине, а то и подростку. Определенно не Папчику Бену. Он сказал, почти смеясь: – Мэдди, это я – Арчер!

Я такого не знала и решила от него отделаться. В гостиную, вытирая руки ветхим полотенцем и вешая его на плечо, вошла бабушка.

– Мы знакомы? – осведомилась я.

– Через пару лет будем, убийца, – ответил мальчишка, потом прибавил заговорщицки: – Хер кому-нибудь уже оторвала сегодня? – и расхохотался. Он все хохотал и хохотал.

Медленно, будто в тай-чи, я протянула бабушке пахнувшую дымом трубку.

21 декабря, 8:55 по восточному времени

Папчик, часть вторая

Отправила Мэдисон Спенсер ([e-mail])

Милый твиттерянин!

В другой раз Папчик заполучил меня к себе в сообщники, когда воровал невылупившееся потомство из-под пернатых задов домашней птицы. Мы обходили утлую избушку, где обитали куры, и безжалостно выкрадывали их будущие поколения. И всю дорогу Папчик донимал меня:

– Ты хоть раз думала, с чего это твои мамка с папкой так быстро разбогатели?

Мои руки оттягивала корзина с хабаром, и я лишь пожала плечами.

А он не отступал:

– Вот как так – чего ни вложат, все окупится? – Не дожидаясь ответа, он разъяснил: – А так, солнышко: когда мамка была в твоем возрасте, у ней появился ангел-хранитель по имени Леонард. Звонил ей как по расписанию, – сообщил Папчик, продолжая разорять гнезда. – Так она мне сама и заявила. А как-то – она еще была подростком – сказала, что ангел дал ей выигрышный лотерейный номер, и попросила меня купить билет. Не пойми, кто звонит, не пойми откуда… что я мог подумать? А ее мамка ей верила.

Не смущаясь тем, что я упорно молчу, он продолжал:

– Ейный ангел-хранитель, Леонард, и теперь ей позванивает. Ангелы, они это умеют. Куда б ни уехала – везде найдет и звонит. И папке твоему тоже.

Я внимательно разглядывала одну особо рябую скорлупку.

– Тот самый Леонард, – не унимался Папчик Бен, – который затребовал, чтобы тебя прислали к нам на лето.

Эта подробность, милый твиттерянин, приковала мое одиннадцатилетнее внимание. Я посмотрела в слезящиеся дедовы глаза.

– Я не должен тебе говорить, – сказал он шепотом, – но этим летом тебя ждет решающий бой с силами зла.

В моем взгляде, должно быть, читалось смятение.

– А ты ведь и не знала, а, лапонька? – Цвет его лица говорил о том, что Папчик в жизни не ухаживал за кожей.

Нет, я не знала. Решающий бой? С силами зла?

– Ну, – замялся он, – теперь вот знаешь. – Его сучковатые пальцы забрались в гнездо из соломы и выудили очередное яйцо. Сложив новую добычу мне в корзину, Папчик прибавил: – Ты, главное, не забивай этим свою головку.

21 декабря, 8:57 по восточному времени

Я отправляюсь в плавание

Отправила Мэдисон Спенсер ([e-mail])

Милый твиттерянин!

Лето в глуши предоставляло множество увлекательных занятий. Позабавиться можно было, к примеру, луща горох или обдирая кукурузные початки. Вишня – умопомрачительное количество – так и манила вынуть из нее косточки. У меня дух захватывало – я прямо-таки не знала, с чего начать.

Бабушка Минни – ветхая скорлупка дубленной солнцем и ветром кожи, подбородок и плечи с обвисшими складками – стояла над электроплитой, колдовала с мудреной регулировкой, а из-под крышки кастрюли валил такой пар, что воздух в кухне туманился, будто в турецкой бане. Горы убитых местных фруктов лежали на столешницах рядками, по стадиям свежевания и потрошения, и каждая рабочая поверхность была липкой от их подсохшей крови. Персики с удаленными косточками заполняли огромную миску. Яблоки, расчлененные и забальзамированные в стеклянных банках, дожидались упокоения в погребе. Вышеупомянутый пар оседал на стенах и собирался в струйки. Он капал с потолка. Посреди этой бойни хлопотала моя бабушка: щурясь, оглядывала результат своих зловещих трудов. Одним уголком бледных губ (в другом была зажата сигарета) она сказала:

– Ягодка моя, не мешайся под ногами. Пойди-ка развлеки себя.

Развлечь себя? Бабушка, должно быть, тронулась. Как можно ласковей я взялась за перепачканные завязки ее передника, потянула своими мягкими ручонками и сказала:

– Бабушка, миленькая, а не обследовать ли тебя на старческое слабоумие?