Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне: Воспоминания и документы

На регистрации Цирюльников взял имя своего воронежского друга — Меняйлова Алексея. Работали на строительстве дороги, а он сам на аэродроме, ухаживал за лошадьми (по приказу обер-лейтенанта Ланге). Овес его и спас — ели зерна. Недели через две в лагере начался тиф — лафа кончилась. Голодно, холодно — трупы под навесом, оттуда их относили в овраг. В ноябре спрятался среди трупов — но поймали полицаи и отвели, но не в лагерь (там беглых расстреливали), а в полицию. Оттуда — уже с гражданскими и как гражданского — его отправили в Германию.

Транзитный лагерь под Брестом. Снова повезли и привезли в Австрию, в район Линца (Линц-1). Там его зарегистрировали как остарбайтера, там побывал он и в штрафлагерях. Там же провел он всю оставшуюся войну на строительстве азотного завода и на металлургическом заводе Герман-Геринг-Верке (там он был как в отделении Маутхаузена).

Освободили их американцы, но приехала и советская комиссия. В сборном репатриационном пункте Цирюльников поработал месяца так два-три. Потом проверочный пункт, две недели на фильтрацию, там он заявился под своей старой фамилией.

Снова его мобилизовали, и в Пуркендорфе под Веной он служил еще год. Летом 1946 г. демобилизовался.

Записал П.М. Полян.

Семен Моисеевич Цукерман[42]. «…Плохое уже позади»

В плену 1941–1945 гг.

Уважаемый Арон Шнеер, благодарю Вас за эту ранее не раскрытую страницу истории военнопленных-евреев, униженных и раздавленных военной машиной, а затем сломленных советским режимом. Хотя в их судьбах было не меньше подвигов, чем на войне.

История жизни моего отца написана мною по маминым рассказам. Слава Богу, она сохранила хорошую память и здравый ум. Вся моя семья — мама Цукерман Геня Марковна, я Псурцева Софья Семеновна и мои сыновья Псурцев Александр и Псурцев Владимир — благодарим Вас за этот кропотливый и сложный труд.

Мой отец Цукерман Семен Моисеевич родился 20 мая 1922 г. в селе Соколец Минковецкого района Хмельницкой области (ранее Каменец-Подольской обл.). Единственный ребенок в семье.

Примерно за две недели до начала войны был призван в армию. Еще не принял присягу, находился в г. Белосток, как внезапно на рассвете 22 июня началась бомбежка. Армия бежала на восток. Около Минска попали в окружение. Отца ранило в ногу, когда он очнулся, он уже был в плену у немцев вместе со своей частью. Так началась другая жизнь.

Побывал отец в разных странах: Германия, Франция, Норвегия, возможно, и в других. Несколько раз отец пытался бежать, был пойман, несколько раз был под расстрелом.

Впервые от расстрела ему удалось спастись чудом. А случилось это так. Франция. Бордо. Несколько тысяч пленных, раздетых догола, выстроены в шеренгу. Немцы обходят строй и приказывают евреям выйти из строя вперед. Мой отец прошел обряд «брит-мила» (обрезание), было легко определить, кто он. С каждой минутой смерть приближалась. Тогда друзья отца, стоявшие с двух сторон, придумали, как спасти его. Они предложили отцу кричать что есть силы, когда немцы приблизятся, а вдруг повезет. Так он и сделал. «Что за шум?» — спросили немцы. Им сказали: приступ аппендицита. «Убрать его из строя, он мешает работать», — приказали проверяющие. Отца вывели из строя и одели.

На этот раз смерть обошла его. Видно, тогда же было придумано новое имя и фамилия, а может быть, и с первого момента плена. Так он стал Сальнык Васыль — украинец. Но потом фамилия изменилась на русскую — Санников Василий.

Перед моими глазами всегда стоит в памяти одна фотография, привезенная из плена. На фотографии лагерь военнопленных, открытая могила. Четверо мужчин, почти скелеты, абсолютно голые, закапывают только что расстрелянных. Среди четверых мой отец. К сожалению, когда мы в 1990 г. уезжали в Израиль, либо не взяли ее, либо уничтожили. В 1995 г. я ездила на Украину в Днепропетровск, искала фотографию, хотела передать ее в музей, но не нашла.