Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне: Воспоминания и документы

Самым трудным был переход через Карпаты. Стояла жара, людей мучила жажда, и если на пути попадался горный ручей с холодной ключевой водой, все бросались к нему, припадали ртами и пили до «не хочу». Для некоторых такое водопитие окончилось трагедией, так как люди были разгорячены от сильной жары. Говорили, что было даже несколько смертельных случаев, в основном среди нацменов.

В течение всего маршрута движения я ни одной капли воды не взял в рот. Мне уже хорошо было знакомо состояние человека, если он в походе напивался воды. В этом случае жажда была невыносимой. Как через Карпаты, так и весь остальной маршрут я прошел без каких-либо проблем. Руководствовался и придерживался правил, после утреннего завтрака выпивал солдатскую кружку чая с хлебом, посыпанным солью, и это давало мне возможность не страдать от жажды в течение всего дня.

От этого марша я испытывал одно удовольствие. 28 июня, пройдя Чехословакию, мы вступили на территорию Австрии. Проходя по городам и селам Чехословакии, я любовался окружающей природой, красивыми пейзажами, архитектурой, т. е. познавал мир. Ведь я был на свободе! Не меньшее удовольствие я получал при прохождении Австрии. Особенное восхищение вызвала у меня столица Австрии Вена, куда мы, перейдя мост через Дунай, вошли утром 2 июля.

Во время марша выдерживался временной график: 50 минут марш, 10 минут привал. В Вене наше подразделение во время привала оказалось напротив здания парламента. Нас предупредили, что при движении по городу мы не должны ложиться или садиться на дороге. Придерживаясь этого указания, мы ели стоя свой сухой паек, выданный нам накануне в связи с тем, что переход через Вену должен был занять длительное время. Затем почти все принялись курить, и так как табак, выданный нам накануне, был очень крепким, многие, не докурив даже до половины, выбрасывали окурки на дорогу.

И тут мы увидели, как вдоль нашей колонны шли австрийцы с тросточками, на концах которых были острые шипы. Они накалывали окурки и отправляли себе в карман. Нас это не особенно удивило, но появление одной молодой девушки, которая ехала вдоль нашей колонны на велосипеде, одетая в коротких трусиках, вызвало бурю восторга, так как в те времена такое увидеть в Союзе было невозможно.

3 июля вечером мы перешли границу и вошли на территорию Венгрии. Пройдя почти через всю ее территорию, 13 июля пришли в г. Надьканиж, где был расквартирован 363-й гвардейский стрелковый полк, в котором я и был зачислен в отдельный зенитно-пулеметный взвод стрелком. Взвод располагался в отдельной большой казарме, в которой размещались не только мы, но и были установлены наши четыре зенитных пулемета.

Командиром взвода был лейтенант Михаил Азбель. С ним у меня сложились какие-то официальные отношения. Да и с остальными он пытался быть строгим. Он был еще очень молод и наверное упивался своей должностью, показывая свое превосходство над остальными. А с личным составом взвода я быстро сдружился. Командир отделения сержант Сергей Транда в свое свободное время сшил мне сапоги.

У меня, наконец, появился постоянный адрес, и в первую очередь я занялся розыском своих родных. Я написал письмо на адрес своего двора, в котором я проживал до войны, надеясь, что кто-то из соседей продолжает там жить. Мои надежды оправдались, и вскоре я получил письмо от своего дяди, которому бывшие мои соседи сообщили обо мне после получения моего письма. К этому времени мой дядя с женой и сыном успели вернуться из эвакуации из Ижевска. Они знали адрес моих родителей, и в свою очередь сообщили им обо мне. Вскоре я получил письмо и от родителей. И только тогда узнал, что они живут и работают в Новосибирске.

Трудно себе представить, что чувствовали мои родители, когда узнали, что я жив. Ведь за три года до этого они получили сообщение, что я пропал без вести. Они прекрасно понимали, что значило тогда быть пропавшим без вести. Как бы то ни было, но я вновь обрел родителей, и у меня появилась надежда на скорую встречу с ними.

В феврале месяце 1946 г. вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о частичной демобилизации из армии военных старшего возраста, и отдельно был пункт о демобилизации студентов 2-го курса вузов. Я относился к этой категории.

Я немедленно написал письмо своему дяде Изе, обьяснив, какие справки нужны были мне из института, и просил его подойти к директору института Георгию Федотовичу Гуливеру с просьбой предоставить для меня нужные справки. Трудность и неуверенность в успехе были у меня в том, что мне нужны были справки, в которых значилось бы мое новое имя, а иначе они были бы бесполезны. Об этом я четко объяснил дяде в своем письме.