Обреченные пылать

– Представляешь, я лежала с двумя женщинами, у которых практически одновременно начались роды, – сходу начала снабжать меня пустой информацией она. – Полчаса назад увезли в родильный зал первую, а двадцать минут спустя забрали вторую. Первая рожает уже третьего ребёнка, двум её старшим мальчикам шесть и два года, а теперь у неё ещё будет и девочка. У второй же роженицы, которой три дня назад исполнилось тридцать пять лет, это её первый ребенок – будет мальчик, – Хлоя тараторила словно стреляла из автомата, параллельно выкладывая принесённые мной фрукты на прикроватную тумбочку.

От полученной за тридцать секунд паразитической информации, способной захламить мозг надолго, голова бы разболелась у кого угодно, но я была крепким орешком.

Хлоя наверняка ещё бы долго и уверенно пустословила, если бы в палату быстрым шагом не вошла пожилая медсестра, несущая перед собой жутко орущий свёрток. С лучезарной улыбкой, показавшейся мне немного фальшивой, отдав этот свёрток в руки новоиспечённой мамаши, медсестра, не произнеся ни единого слова, быстро ретировалась в наполненный младенческими криками коридор.

– У меня сразу появилось молоко, – отложив орущий свёрток на кровать, неожиданно продолжила Хлоя, зачем-то начав раздеваться. – Сначала было непривычно, но я уже кормлю грудью как заправская мать, – с этими словами она, не предупреждая, вытащила свою отчего-то раскрасневшуюся грудь из-под майки, отчего меня мгновенно замутило. Я даже ладонь к носу приложила, чтобы сдержать судорожное желание поморщиться.

Рассказ и наглядное доказательство того, что из груди Хлои и вправду льётся белая жидкость, меня не то что не воодушевило, но даже заставило отстраниться, сделав шаг назад, ближе к выходу из гнетущей палаты. Откровенно говоря, мне стало немного противно от неожиданно раскрытого “сакрального действа” вскармливания сморщенного красного младенца женской грудью.

– Хочешь потом подержать Эбигейл? – поинтересовалась Хлоя, не отрывая взгляда от сосущего её грудь существа. Значит, Эбигейл? Так она решила назвать дочь.

– Вообще-то мне пора. Хорошего тебе дня, – убрав ладонь от лица, скороговоркой произнесла я, после чего резко развернулась и быстрым шагом вышла из палаты прежде, чем Хлоя могла бы сказать мне ещё что-нибудь неприятное.

Раньше я не задумывалась о том, что у меня могло выработаться отвращение к материнству на фоне печального опыта моей сестры-близнеца, но сейчас, увидев как из груди Хлои вытекает белая жидкость прямиком в рот слишком красного, слишком мелкого, слишком громко орущего, слишком сморщенного, отчего совершенно не симпатичного, нового человека на планете Земля, меня действительно начало мутить.

Роды Хлои длились двенадцать долгих часов и не считались лёгкими, отчего выписать её обещали лишь в воскресенье. Элизабет с Генри проторчали в больнице все двенадцать часов родов, но особо не волновались – у Элизабет был слегка отбит материнский инстинкт, а Генри просто не думал о происходящем. “Чего волноваться, не внук ведь рождается”, – с кривой ухмылкой произнёс мне в трубку он, и в его словах я расслышала боль. Генри всегда мечтал о детях, не то что о внуках, однако в его длительном браке с Ширли детей так и не появилось.

На следующий день после рождения Эбигейл три основных кандидата на отцовство сделали ДНК-тест. Всем трем мужчинам было немногим за тридцать и никто из них не был в восторге от того, что перед ними маячит перспектива стать отцом ребёнка, рожденного от ветреной девятнадцатилетней девчонки, отчего каждый из них ещё перед тестом на отцовство высказал вслух своё нежелание принимать участие в воспитании ребёнка. Однако неожиданно ДНК Эбигейл не совпало ни с одним из предполагаемых отцов, чему несостоявшиеся папаши были рады даже больше, чем если бы выиграли в многомиллионной лотерее. У Хлои же больше не осталось “очевидных” кандидатов на роль отца для её дочери, так что Эбигейл, по всей видимости, придётся расти без отца. По крайней мере до тех пор, пока Хлоя не подцепит себе очередного тугодума. А зная Хлою, у неё с этим делом задержки не будет.

…Я просидела у постели Хьюи до часа дня, перед уходом шёпотом пообещав ему приехать завтра и пробыть с ним весь день до вечера. Так мы встретились в субботу и провели её наедине друг с другом, прерываясь только на время его кормления и гигиенические процедуры.

Хлою выписали в воскресенье утром. Как ни странно, но об этом я узнала не от кого-то из своей семьи, а от Коко, с утра пораньше увидевшей как Генри с Элизабет помогают Хлое тащить орущий свёрток в дом моих родителей. Я никогда и ни от кого не скрывала того факта, что меня раздражает, что в доме моего детства не только поселились, но теперь ещё и плодятся крикливые и вечно вздорящие кукушки, так что Коко сообщила мне эту новость слегка поморщив носом.

– Теперь в доме твоего отца крыша точно обрушится, – подкрашивая ногти на ногах, заметила Нат. – Я бы на его месте вышвырнула всю эту свору непонятных посторонних людей прямиком на улицу, но он не я, а я не он, так что…