Обреченный десант. Днепр течет кровью

Прорезая темноту, к пологой гриве неслись пулеметные трассы. С треском обламывались ветки, кружилась листва. Крупнокалиберная очередь прошла по густому кусту боярышника, разбрызгивая древесное крошево и гроздья спелых ягод.

В ту осень в здешних местах некому было собирать ягоды и грибы. Местное население частично выселили или отправили на заводы Германии. Оставшиеся не рисковали покидать дома.

Окружив группу Бурлакова, немцы пока не применяли артиллерию, дожидаясь команды. Слишком приближаться тоже не рисковали. С продолговатого бугра звучали ответные очереди и одиночные выстрелы.

Сунувшийся было вперед бронетранспортер «Магирус» получил несколько пуль из противотанкового ружья. Звякнула разбитая фара, захлебнулся и снова заработал дымившийся двигатель. Машина рывками уходила в темноту.

Василий Бурлаков уже распределил троих лейтенантов и нескольких сержантов поопытнее по взводам и расчетам. Срочно рыли окопы и капониры для орудий. Оборону держали сто тридцать человек, не считая двух десятков тяжело раненных.

Имелось четыре «сорокапятки», несколько минометов и противотанковых ружей. Пулеметы были только ручные. Однако снарядов и мин было в обрез. С патронами и гранатами дела обстояли получше. Но общая ситуация складывалась хуже некуда.

На расстоянии двухсот метров десантников плотно обложили со всех сторон. Когда замолкли пулеметы, из темноты раздался голос. Бойцам и командирам предлагали сдаться и не проливать напрасно кровь. Не получив ответа, тот же голос добавил:

– Четверть часа на обдумывание. Церемониться не будем, у нас других дел много.

Спустя еще пяток минут кто-то добродушно посоветовал с украинским выговором:

– Не тяните кота за хвост, хлопцы. Вам всем гарантируем жизнь. Стрелять никого не будем. Все в лагерь пойдете – это лучше, чем смерть. Кто захочет, на службу зачислим. У нас много таких, кому с большевиками не по пути. А если думаете, ваша взяла, победным маршем шагаете, то это зря…

Неизвестный агитатор был неглупым человеком и с крестьянской простотой бил по самым болевым точкам. Рассказывал, что в плену находится три миллиона бойцов и командиров, вдвое больше погибли в необдуманных наступлениях и лобовых атаках.

– Половина России, Украины и вся Белоруссия под немцем, а вы не устаете Сталинградом хвалиться. Посчитали бы лучше, сколько там людей угробили. Втрое больше, чем вся армия Паулюса. Днепр пытаетесь перемахнуть на плотах да на лодках. Две дивизии за неделю ко дну пустили. Пусть себе рыб кормят, вашим генералам от этого ни жарко ни холодно.

Сразу из нескольких мест открыли по агитатору огонь. Он замолк, а затем коротко закончил свою речь:

– Ума нет, считай, калеки. Через час всю вашу шайку вороны клевать будут.

– А тебя через неделю за яйца подвесят, подстилка фашистская!

Переговоры закончились. Поросшая деревьями и кустарником грива молчала. Десантники готовились к бою, а радист тщетно пытался связаться со штабом бригады. Решили поднять провод антенны повыше. Молодой боец, сняв ремень, карабкался на тополь, держа провод в зубах.

Неподалеку взвилась ракета. Кто-то ахнул:

– Убьют парня…

Но пятнадцать минут еще не истекли, а немцы, возможно, не поняли, что десантник закрепляет антенну. Приняли за наблюдателя и пугнули короткой очередью, которая сшибла несколько веток.

– Смотри лучше, – подбодрил бойца тот же голос с украинским выговором. – Твои далеко, никого не высмотришь.

Десантник торопливо спускался вниз, затем спрыгнул рядом с неглубоким окопом, который успел вырыть расчет бронебойщиков. Командир расчета сержант Шугаев помог парню подняться.

– Молодец. Глядишь, связь наладится. Закуришь?

– Некогда, мне к своим надо.

В этот момент, перебивая друг друга, залпом хлопнули сразу несколько минометов. Звук их был негромкий, зато звенели, как натянутая струна, набирающие высоту мины. Звон оборвался, мины достигли высшей точки и со свистом понеслись вниз.

После короткой тишины началось что-то невообразимое. Мины взрывались пачками по пять-шесть штук сразу. К их грохоту прибавился треск пулеметов. Рассеивали трассы не меньше полутора десятков «машингеверов», из них два-три крупнокалиберных.

Вели также огонь несколько пушек среднего калибра. Вой снарядов перекрывал все остальное, а гулкие взрывы переламывали деревья, сбивали с тополей груды веток, глушили людей.

Кто-то открыл ответный огонь. Вспышки гасились сразу несколькими ответными трассами и разрывами снарядов. Бурлаков выжидал, не желая обнаруживать «сорокапятки» и минометы. Плотным огнем немцы хотели оглушить десантников, подавить желание сопротивляться.

Появились первые потери. Мина угодила в пулеметный расчет, разбив «дегтярева» и раскидав в стороны изрешеченных осколками бойцов. Прятавшийся за тополем десантник лежал скорчившись и стонал. Одна рука зажимала глубокую рану в боку, другая скребла влажный песок.

– Командир второго взвода убит, – доложили Бурлакову.

Матвей вспомнил крепкого восемнадцатилетнего парня, с которым познакомился в период подготовки к этой десантной операции. Майор-политработник, оживленно жестикулируя, убеждал командиров: