Обреченный царевич

Смерть их пугала, ибо они были людьми одинокими, стало быть, некому будет позаботиться о достойном погребении и об уходе за мумиями. Рассчитывать в этом отношении они могли только на добрую волю хозяина, иногда богатый господин раскошеливался во имя старинного своего слуги, в благодарность за многолетнюю службу. Здесь же чего ждать? И хозяин – дикарь иноземный, да и сама служба была слишком краткой.

Мегила вошел в прачечную с большим кувшином и чашей в руках. Старики смотрели на него все так же сидя, не имея сил подняться. Не говоря ни слова, «царский брат» сковырнул восковую печать с горлышка и налил полную чашу вина. И протянул Шеду:

– Пей.

Положение дел дошло до такой степени несообразности – хозяин поит вином слугу! – что старик покорно и тупо взял поднесенную чашу и начал пить, часто двигая остреньким кадычком.

Выпил.

Вторая чаша пошла Тамиту.

– Мы ничего не видели, – слабо просипел тот и заслужил уничтожающий взгляд товарища, и понял, что выдал их обоих с головой.

– Пей, – сказал ему Мегила.

Когда старики выпили по шесть чаш, им было уже все равно, что произошло с мальчиками и даже что произойдет с ними самими. Почти одновременно они повалились на пол, икая и хлюпая носами. «Царский брат» поставил кувшин рядом с ними и, выбравшись наружу, пошел к амбару.

Там он привел в чувство землекопа, предварительно вытащив его из норы.

– Говори.

Тот, проморгавшись и сообразив наконец, кто он и где, сразу же выложил: надо бежать. Бежать можно только через подземный ход, ибо вокруг глаза и уши, и стоит только господину выйти за ворота, об этом тут же станет известно Аменемхету.

– Кто тебя послал?

– Это неважно, – быстро говорил землекоп, время от времени сморкаясь и сплевывая на землю. – Это хороший человек, важный человек, он дал план этого заложенного подземного хода, он дал денег, чтобы купить лодку, она уже готова. Хорошая лодка, можно плыть и по ветру, и против ветра.

– Кто тебя послал?!

Землекоп попытался врать и дальше, но «царский брат» взял его двумя пальцами за ключицу и резко надавил вниз. Врун вскрикнул и аж закашлялся от боли.

– Но я не знаю, не знаю этого человека, я видел его, но я не знаю, как его зовут.

– Отведи меня к нему. Я дам тебе больше денег, чем этот человек, а если ты откажешься, я тебя убью прямо сейчас.

39

Яхмос закончил говорить и медленно обвел взглядом собравшихся жрецов. Они сидели в простых деревянных креслах, расставленных широким полукругом на гранитном полу в главной приемной зале укрепленной княжеской резиденции в Темсене. Здесь не было никаких следов обычной фиванской роскоши. Жилище молодого князя тяготело к превращению не во дворец, но в обычное воинское становище.

Жрецы сидели в разных позах. Опустив голову на грудь, склонив набок, задумчиво подперев ладонью, откинув затылок на спинку. Никто не смотрел в сторону князя, никто не спешил заговорить. Ибо заговоривший должен был или согласиться с речью Яхмоса, или опровергнуть ее. Выступить против нее мешали здравые мысли, в ней высказанные, и шум обширного воинского лагеря, все время стоявший на границах слуха всех собравшихся, даже самых пожилых и тугоухих. Согласиться с речью – значило мгновенно перевернуть весь порядок привычной жизни и броситься в бурный водоворот событий, из которого никто не обещает вывести живым.

Шахкей, говоря о том, что молодой номарх собрал у себя в загородном доме заговорщиков, имел в виду людей власти Верхнего Египта, княжеских родственников, начальников городских стражников, командиров наемных ливийских и нубийских отрядов, что нанимали купеческие сообщества для охраны своих караванов во время перехода через восточную пустыню. Гиксос размышлял по-гиксосски, считая, что вербовать сторонников имеет смысл лишь из числа тех, кто может явиться с каким-то количеством вооруженных людей. Яхмос был египтянином и знал поэтому, что любое большое движение может в его стране начаться лишь с благословения водителей народного духа, и поэтому собрал у себя настоятелей храмов главных божеств каждого нома. Он с удовольствием обошелся бы без них, но обойтись не мог. Он слишком хорошо представлял себе породу этих людей, поэтому заранее подумал о способе, каким можно использовать настроения собранного в одну кучу жречества. Кстати, сам процесс сбора заслуживал бы отдельного описания и несомненного восхищения решительностью и изобретательностью молодого правителя. Жрецы разных божеств как минимум не доверяли друг другу, чаще же просто ненавидели и презирали. Непримеримее всего были служители одного бога из разных номов. Например, верховный жрец Гора из Ни-ент-бака, что в номе Туф, считал верховного жреца Гора из Теба, что в номе Тес-Гор, своим злейшим врагом. Усадить их рядом было немыслимо, и ради успеха сборища одним жрецом из двенадцатого менее богатого и влиятельного нома Туф пришлось пожертвовать.

Остальных Яхмос перехитрил, приглашая каждого как бы по отдельности. Одни прибыли из любопытства, другие из алчности, ибо всем обещались значительные подарки, третьи (самые бедные и захудалые) были просто польщены тем, что о них вспомнили.