Испугавшись за него, Джоанна бросилась по ступенькам вниз и выскочила из подъезда. Возле проезжей части она повернула голову влево и застыла на месте, не в силах поверить собственным глазам. На тротуаре, опрокинутый вверх колесами, лежал ее мотоцикл — лежал в страдальческой позе, как поверженный охотничьей стрелой олень. А Донни яростно пинал ногами, обутыми в моднющие винтажные туфли из змеиной кожи, бедняжку «Сьюзи», норовя попасть по панели приборов и по рулю. Двое прохожих — какая-то темнокожая женщина в черной кофточке и парень азиатской наружности в наушниках — остановились поодаль, не в силах пропустить такое зрелище.
— Донни! — крикнула Джоанна и бросилась к нему.
Завидев ее, Донни издал вопль ужаса и скрылся за углом дома. Прибежав к месту побоища, Джоанна склонилась над изуродованной бедняжкой «Сьюзи», поняв, что это был последний выплеск ярости Донни и теперь он наверняка сам ни жив ни мертв от страха.
Джоанна кое-как перевернула раздолбанный мотоцикл. В глазах ее стояли слезы, а сердце бешено колотилось от злости и огорчения.
30
— Теперь налево, — сказал Мэтт. — Вон туда, где красный знак. Видишь?
— Да, вижу, — прощебетала Грейс, в восторге от того, что сидит за рулем старенького «доджа» Мэтта, на котором он ездил еще со школьных времен и на котором Уэйд обычно возил всякое снаряжение на ранчо и обратно. Уже стемнело, но дорога была прямая, широкая, ровная и, самое приятное, длинная — миль двадцать они, наверное, проехали по ней. После катания на Тыковке у Грейс осталось какое-то совершенно новое, неизведанное доселе ощущение — ощущение высокого полета, что ли. Она ехала медленнее, чем местные жители, которые время от времени обгоняли их, бросая на нее любопытные, а порой и недовольные взгляды. «Извиняюсь, граждане, но мне спешить некуда», — бубнила она себе под нос, мысленно обращаясь к ним.
— Шикарно водишь, — нахваливал ее Мэтт, который сидел, развалившись на переднем сиденье и взгромоздив ногу в ковбойском сапоге на бардачок. В темно-синей бейсболке и с отросшей рыжеватой бородкой он мог не бояться никаких приставаний со стороны поклонников. Эти поклонники, встречавшиеся буквально повсюду, и Грейс были не нужны — она хотела побыть с ним наедине, хотя бы один вечер.
Она сбавила скорость и припарковала грузовичок на щебеночной стоянке на обочине. Здесь, под светящейся красной вывеской «Закусочная Багги», стояло еще несколько пикапов и пять-шесть мотоциклов.
Они с Мэттом вышли из машины и направились к дверям закусочной, которая когда-то была простой придорожной забегаловкой, но теперь доросла до ресторана с баром. Двухэтажное здание из светлого кирпича, двухскатная крыша, похожая на перевернутую раскрытую книгу, широкие окна со шторами, стеклянные двери — все как полагается. На крытой летней площадке, пристроенной прямо к зданию, за одним из столиков сидел оборванного вида пожилой мужичок в ковбойке. Неподалеку был припаркован старенький рефрижератор.
— Ты в пул играешь? Как у тебя вообще с бильярдом? — спросил Мэтт, открывая дверь.
— Ужасно, — сказала Грейс, входя в прокуренный зал и окидывая его взглядом. Длинная солидная барная стойка, с десяток деревянных столиков, танцпол (пока еще пустой) и в дальнем углу бильярдный зал и доска для дартса. Музыкальный автомат в конце стойки пиликал тихонечко какое-то кантри с заметным преобладанием гитары и скрипок и мужским вокалом — напевным и прямо-таки пронзающим душу голосом: «Вот мой бокал, его до краев налей, тоску мою развей, он первый сегодня пока». На стенах — светящиеся пивные ценники и зеркала.
— Что-то незнакомые все лица, — заметил Мэтт, обводя взглядом посетителей за стойкой. Почти все они выглядели так, словно только что оторвались от своих табунов или коровушек. Один даже пришел прямо в кожаных ковбойских гетрах. Женщины все поголовно были громко хохочущие грудастые блондинки. Мужчины постарше — всего несколько человек — сидели, уткнувшись в свои напитки. Бармен, коренастый крепкий дядька с бычьей шеей, в очках с роговой оправой и в техасской ковбойке с кожаным бантиком вместо галстука, разливал по стаканчикам виски для компашки молодых, приезжего вида парней в бейсболках и футбольных трусах.
Грейс с Мэттом уселись за стойку.
— Закажи мне «Одинокую звезду», — сказал Мэтт, выкладывая перед Грейс двадцатку. — И себе чего-нибудь возьми. Хочу проверить, нормально ли я функционирую.
— Хорошо, — сказала Грейс. — Только не увлекайся.
— Не волнуйся, у меня все под контролем.
Это была правда. У Мэтта действительно все было под контролем с тех пор, как он выписался из больницы. И моторика, и память улучшались прямо на глазах. Он уже разговаривал почти полными предложениями, хотя и с жутким техасским выговором, который ему пришлось так долго изживать ради киношной карьеры.