Обретенное время

Но поскольку иногда наши суждения приводят к неведомым следствиям, на зримое подтверждение которых мы не могли рассчитывать, Жильберта многое унаследовавшая, конечно, от матери (и, безусловно, эту покладистость — я на нее, впрочем, не отдавая себе в том отчета, и рассчитывал, когда просил ее познакомить меня с очень юными девушками), поразмыслив, вывела из моей просьбы — и, наверное, чтобы семья не осталась не у дел, — заключение более дерзкое, нежели те, о которых я мог догадываться: «Если позволите, я сейчас схожу за дочерью, чтобы ее вам представить. Она внизу, скучает с малышом Мортемаром и другими крохами. Я уверена, что она станет для вас славной подружкой». Я спросил, был ли Робер рад дочке. «Конечно, он ею очень гордился. Но я думаю, вспоминая о его вкусах, — простодушно добавила Жильберта, — что, конечно же, он бы предпочел мальчика». Эта девочка, чье имя и состояние внушали матери надежду, что она соединит свою судьбу с наследным принцем и увенчает работу, восходящую к Свану и его жене, позже вышла замуж за малоизвестного писателя, потому что не была снобкой; семья снова опустилась на тот уровень, с которого поднялась. Представителям новых поколений было крайне сложно втолковать, что родители этой безвестной четы занимали блестящее положение. Чудом всплывали имена Свана и Одетты де Креси, и вместе объясняли, что вы заблуждаетесь, что в этом браке нет ничего удивительного. Считалось, что в целом г‑же де Сен-Лу досталась куда более выгодная партия, чем то, на что она могла рассчитывать, что брак ее отца с Одеттой де Креси ничего из себя не представлял и был тщетной попыткой выбиться в люди, хотя дело было в другом: по крайней мере с точки зрения его чувств к Одетте, брак этот был продиктован теми же теориями, которые в XVIII веке вынуждали знатных бар, учеников Руссо, отцов революционеров, «жить жизнью натуры», отказавшись от своих благ.