— Нет, но это явилось недостающей буковкой в красивом слове "догадка"! — Я посмаковал образность получившейся фразы, поглядел на толпу перед домом, не спешащую рассасываться, и разложил все по полочкам.
Среди тех, кто стоял поблизости и мог слышать наш с Виктором разговор, был и Федор. Я примерил к нему известные факты — сошлось… Во-первых, в подвале, куда бандит затащил библиотекаря Валю, эксперты нашли следы обуви сорок второго размера. В ходе переодевания, затеянного из-за упрямства Петрусева, мне подошли туфли Федора, а у меня — точно сорок второй номер. Следующий факт: по утверждению Александровой, псих был левшой. Еще при первом посещении клуба в субботу мне в глаза бросился пиджак Брызгалова, оттопыривавшийся справа, а не слева, как у большинства людей, носящих оружие… В-третьих, именно Федор привел ко мне Назарову. Он догадался, чем я занимался с нею в кабинете Петрусева, и незамедлительно предпринял ответные шаги: позвонил (возможно, и прямо из апартаментов своего шефа!) Эльвире, пугнул, затем отпросился у Виктора, намереваясь перехватить официантку по пути домой, но помешали Зоя и Женя… Кстати, Федор, поджидая "продажную жену", несомненно видел нападение бомжа на меня, ибо позже искренне поразился по телефону тому, что я не в морге…
— Погоди-ка! — сердито прервал Сысоев.
Мальчишки, уставшие шнырять в толпе взрослых, обсуждающих случившееся, возобновили футбольную баталию, и мяч подозрительно быстро угодил в дверку нашей машины. Митрич погрозил сорванцам кулаком и повернулся ко мне всем корпусом, хотя такая поза выглядела неудобной для сидящего.
— Все? — справился подполковник.
— Нет, — возразил я. — Далее мне на ум пришла статуэтка мишки в кабинете Петрусева — продукт стараний кого-то из его подчиненных. При наличии такого хобби изготовить дубликат ключа — не проблема. Одно потянуло за собой и другое: в прошлом году бригада сотрудников "Рапида" десять месяцев была в Германии, зарабатывая мебель для клуба…
— И ты подумал, не тут ли кроется причина перерыва между нападениями на Валентину и Эльвиру? — перебил Сысоев.
— Да! Звонок Виктору после того, как с Коробейникова сняли подозрения — и в масть!
— Кто снял подозрение и когда? — быстро отреагировал Митрич, собираясь опять выпустить ежиные иголки.
Внезапно зашевелился молчавший Никодимыч и сонно ляпнул: — Псих позвонил о заложнице, когда по времени маэстро должен был подходить ко Дворцу, спеша на занятие — вот мы и сняли!
— А меня поставить в известность забыли, да?! — В голосе Митрича закипала злость, замешанная на обиде.
— Не сразу… — Мне показалось, что начальника угро не мешает немного успокоить. — Я еще позвонил Лиде Репьевой и успел застать девушку дома до ухода в танцевальный, потому что наконец-то сообразил, у кого видел такие же, как у "балерины", глазки!
— Ага, так ты, значит, сообразил, и только после этого забыл связаться со мной?! — откровенно полез в бутылку Митрич.
— Погоди, не перебивай! — возмутился я. — Меня интересовало одно: как зовут Лидиного брата? Кроме того, словоохотливая девушка пояснила, что Федя — брат ей по матери, носит фамилию маминого первого мужа и живет отдельно от них, снимая квартиру…
— Ты надо мной издеваешься?! — почему-то перешел на шепот Сысоев.
— С ума сошел! — Меня покоробило столь кощунственное подозрение подполковника. — Скажу больше: в глубине души я тебя люблю… Слушай дальше. Не сомневаюсь, что Репьева делилась с братцем многими новостями, касающимися танцевальной школы. Допускаю и такую мысль: Лида невольно навела маньяка на Ингу Листову!
— Ну это ты перебрал! — повторно очнулся шеф.
— Я помогаю угрозыску, выдвигая версии, которые подполковник проработает на допросах. Верно, Митрич?
Сысоев хотел что-то сказать (наверное, поблагодарить меня за помощь!), но поперхнулся и зашелся в кашле. Мы с Никодимычем уважительно молчали, боясь вмешиваться в процесс жизнедеятельности чужого организма.
С кашлем из Митрича вышло и негодование. По крайней мере, после приступа он заговорил с нами вполне мирно.
— Эта Лида — дура? — спросил Сысоев.
— У каждого человека свои слабости, — философски заметил я. — Девушка помешана на собственном "я". Выпытать у болтушки то, что интересует — не проблема: она воспринимает только лесть — прочее мигом забывает.
Никодимыч толкнул меня локтем в бок, намекая, что пора сворачивать болтовню. Но меня несло:
— И учти, Митрич, что в лице Репьевой Федор имел замечательное прикрытие: если бы его застукали в гримерной, всегда можно было бы сослаться на то, что ожидает сестру. От нее же он узнал об окне на галерею, не запираемом летом… Парень умел просчитывать ходы! Не поленился загодя показаться с бородой во Дворце, чтобы потом кто-нибудь это припомнил, если Инга заявит и начнется расследование…
Наконец толпа у дома поредела. Причиной послужило то, что из подъезда вышли милиционеры в гражданке, трудившиеся на крыше и собиравшие вещественные доказательства моей правдивости в изложении происшедших там событий. Вся группа погрузилась в рафик, который тотчас отъехал. Сысоев проводил коллег взглядом и вкрадчиво спросил: