Общество сознания Ч

Он убегал. Убегал от Марины. Сам удивлялся тому, как это он мог затеять женитьбу с ней. Теперь он отчетливо сознавал, что нисколько не любит ее, потому что любит только Катю. Мало того, хуже того - он осознавал, что княжество и "жаворонки" есть полный бред. Все получилось не так, как замышлялось им, и он видел, что поздно что-либо исправлять. Напрасно он соблазнился деньгами Катиного мужа, напрасно с такой легкомысленностью согласился строить царство "жаворонков" подле пещеры с ублиетткой. Ночное зловонное извержение - лишнее тому доказательство. Следовало ограничиться бедной колонией, а не зариться на проекты дворцов и замков.

Он сердился и раздражался все больше, да к тому же обе предыдущие ночи скверно спал. Можно сказать, почти не спал вовсе. И потому все теперь казалось полным бредом. Да и разве не бред, что один из приехавших сегодня под утро гостей как две капли воды похож на него? Только полнотелый и усатый. И разве не бред, что Катя сказала ему только что, совершая вместе с ним обряд утреннего омовения: "Теперь хочу тебя того - усатого"? И смеялась так, как смеется, затевая очередной взбалмошный проступок. Теперь, приближаясь к гостям, Владимир Георгиевич с ненавистью рассматривал своего толстого и усатого двойника, понимая, что Катя во что бы то ни стало охмурит этого с виду добродушного малого.

- Ну что же вы? - спросил он. - Постеснялись?

- Да как-то... с первого раза... - пробормотал в ответ двойник.

- Вот оно, вот оно, вот оно! - заворчал, еле сдерживая злобу, Ревякин. - Ханжество-то человеческое. Раздеться целомудренно, являя себя солнышку, стесняемся. А втайне, совершая какой-нибудь блуд, не стесняемся обнажаться. А бог-то все равно нас видит, наготу нашу - и ту, и эту. Бог солнце в наготе к нам приходит, в священной наготе. А когда мы в грешной наготе тайнодействуем, он не приходит, но видит нас.

- Аминь, - шутливым тоном произнес двойник, видимо, пытаясь сменить пластинку.

- Ну ладно, - вздохнул отец-основатель. - Что-то я накинулся на вас с нравоучениями с утра пораньше. Пойдемте, я покажу вам наши достижения народного хозяйства. На чем я остановился, когда мы прервали беседу?

- На том, что России нужна жизнь по солнцу, - подсказал второй гость, имя которого, как и имя двойника, почему-то выпало из памяти Владимира Георгиевича, подпорченной бессонными ночами. Он помнил только, что тот, который двойник, работает редактором газеты, а его спутник - специалист по раскопкам.

- Именно по солнцу, друзья мои, именно по солнцу, - сказал Ревякин и умолк, чувствуя, как эта жизнь по солнцу уже в печенках у него сидит.

- Хм... - кашлянул редактор-двойник. - Послушайте, дружище, а ведь вы и впрямь на удивление похожи на меня, а я - на вас. Мы могли бы вместе рекламировать какое-нибудь средство для похудения. Я бы говорил, что я это я до того, как стал пользоваться средством, а вы бы уверяли дураков, что вы - это я после.

Специалист по раскопкам рассмеялся. Отец-основатель тоже сделал вид, что ему очень смешно. Он стал собираться с мыслями, что делать и что говорить дальше, но ему не дали. Внезапно прямо перед ним выросло свирепое бородатое лицо, оснащенное стальными и страшными глазами и ощеренным ртом, в котором виднелось отсутствие нескольких зубов. Не успел Владимир Георгиевич припомнить, как зовут этого бывшего "жаворонка", сбежавшего год назад, а на него уже обрушилось гневное:

- Опомнись, покайся, нечестивый изверг Максенций! Доколе будешь улещать невинные души своей поганой ересью? Окстись, нечестивый лжеучитель! Дождешься такого затмения солнца, что сера с небес посыплется и огонь, аки на Содом и Гоморру. Вот оно, смердящее изгноение твоей лжеверы! - бывший "жаворонок" указал рукой в сторону основания замка, затопленного извержениями ублиеттки. - А коли не прекратишь бесстыдных своих радений, то и вся местность разверзнется, ад и сера поглотят тебя и твоих присных!

- Слава! - позвали бывшего "жаворонка" приближающиеся к месту обличения скорняки Андрей и Гена.

Тотчас Владимир Георгиевич вспомнил, что этот Слава работал у них в княжестве, плитку клал, цементировал, только рано вставать ему тяжело было.

- Погодите вы! - огрызнулся на скорняков обличитель ревякинской ереси. - Опомнись, говорю тебе, Максенций! - вновь обратился он к отцуоснователю, который никак не мог смекнуть, почему он именует его этим странным именем. - Покайся, лжемессия, покайся!..

- Слав! - с надрывом воскликнул скорняк Андрей, подойдя и схватив обличителя за локоть. - Ну ты чё? Кто тебя просит? Уходил же, так и уходи! Отец-основатель, простите его! Он у нас ночевал сегодня, а поутру продолжает путь к какому-то священнику на Пасху.

- Пусти меня! - вырвался бывший "жаворонок". - Изыди, сатана!

Тут он размашисто осенил отца-основателя крестным знамением, потом громко плюнул Владимиру Георгиевичу под ноги и зашагал прочь.

- Простите, отец-основатель, - сказал Андрей и вдвоем с Геной направился в другую сторону.

На душе у Ревякина было погано. Надо же и еще при этих нежданных гостях!