Обсидиановая бабочка

Он замотал головой.

– Ты можешь освободить эти души?

Он закивал.

Наверное, если бы на первый вопрос он ответил «да», я бы вытащила браунинг и пристрелила его. Но он мне был нужен, чтобы освободить эти души, и до моего отъезда надо было завершить еще и это дело. Однако сегодня я ничего не могла для них сделать, только уцелеть самой и, как это ни странно, оставить в живых Ники Бако. Такой вот иронический поворот жизни.

Я села на стойку и свесила ноги, прижимая больную руку к груди, ошеломленная огромностью этого зла. Я видала зло в этом мире – но такое было почти сверх возможного. Даже со зрелищем в больнице это было не сравнить. Те трупы ели хотя бы тела, но не души.

– У тебя вид такой, будто тебе явилось привидение, – сказал Ульфрик.

– Ты ближе к истине, чем сам думаешь, – ответила я.

– Где наш дар? – спросил он.

– Где ваша лупа? – ответила я вопросом.

Он погладил по голове волка, лежащего у его ног.

– Вот моя лупа.

– Я не могу поделиться даром с кем-то, кто в обличье зверя, – сказала я.

Он нахмурился, и видно было, что готов рассердиться.

– Ты должна нас почтить.

– Я это и собираюсь сделать.

Я закатала левый рукав блузки. Надо было снять ножны. Я развязала завязки, засунула лезвие, ножны между колен. Чудовище парило надо мной, взирая с любопытством, и это меня отвлекало. Сегодня мне их не спасти, а смотреть просто так мне не хотелось.

– Можешь ты велеть ему выйти?

Ульфрик глянул на меня:

– Боишься?

– Я чувствую души, взывающие о помощи. Это несколько отвлекает.

Он посмотрел на меня, и я увидела, как от его лица отхлынула краска.

– Ты всерьез!

Я улыбнулась, но невесело.

– Ты не знал, что он в эту штуку ловит души?

– Он так говорил, – сказал Ульфрик потише.

– Но ты ему не верил.

Ульфрик пялился на тварь, будто видел ее впервые.

– Кто ж такому поверит?

– Я поверю. – Я пожала плечами, тут же поняла, что не надо было, и добавила: – Но это моя профессия. Так ты не мог бы выслать это прочь?

Он кивнул и что-то быстро сказал по-испански. Тварь сложилась и поползла на руках, ногах, телах, как раздавленная многоножка. Я видела, как она скрылась в люке за стойкой. Когда последний сегмент исчез в дыре, я повернулась к Ульфрику. Он все еще был бледен.

– Бако – единственный, кто может освободить эти души. Не убивай его, пока он этого не сделает.

– Я не собирался его убивать, – ответил вожак.

– Не собирался, пока не поверил, на что он способен. Откуда мне знать, не овладеет ли вдруг тобой праведное возмущение и желание положить конец этому злу. Пожалуйста, не трогай его – или ты навеки обретешь их в таком виде.

Он сглотнул, будто с трудом удерживал съеденный недавно завтрак.

– Я его не убью.

– И хорошо. – Я правой рукой вытащила нож из ножен между колен. – Теперь станьте в кружок, мальчики и девочки, потому что этот фокус я показываю только один раз.

Общее движение – волки подались вперед. Я переглянулась с мальчиками, с которыми пришла. Они не убрали пистолеты, но направили стволы в пол или в потолок. Эдуард наблюдал за волками. Бернардо тоже, хотя и побледнел. А Олаф – за мной. Нет, он мне очень, очень не нравился.

– Я отдаю честь Ульфрику и лупе клана Сломанного Копья. Самый драгоценный из даров приношу я Ульфрику, но, не будучи истинной ликои, я не могу разделить этот дар с лупой в ее теперешней форме. За это я приношу свои самые искренние извинения. Если мне случится сюда вернуться, я подготовлюсь лучше.

Положив клинок на стол, я потянулась и достала из-за стойки чистый стакан – в такие толстые приземистые стаканы хорошо наливать скотч. Трудно было вернуться снова в сидячее положение, но я справилась, держа стакан в руке. Поставив его рядом с собой, я взяла нож, приложила острой стороной к левой руке, над самым запястьем, где бледная кожа была без шрамов. Они начинались чуть выше, где полоснули когти ведьмы-оборотня, слегка искривившие ожог от креста. Я надеялась, что на запястье шрама не останется, а останется – что ж, не первый.

Глубоко вдохнув, я полоснула лезвием по руке. Вздох пробежал по толпе ждущих вервольфов, скулеж вырвался из мохнатых глоток. Я знала, что мои действия вызовут такой эффект, и никак не среагировала на это, глядя только на свою руку и на свежий порез. Кровь показалась не сразу. Сначала была тонкая красная нить, потом выкатилась первая капля, и рана заполнилась кровью, которая потекла струйками по коже. Глубже получилось, чем я рассчитывала, но вышло как надо. Кровь выплескивалась из раны, но я сумела направить ее в стакан, над которым держала руку. Даже не надо было сжимать рану, чтобы ускорить кровотечение. Да, порез оказался намного глубже, чем я хотела.

Ульфрик придвинулся ближе, почти касаясь моих ног. Волчица, которую он представил как лупу, подошла обнюхать мое колено, и он ее стукнул, отмахнул тыльной стороной руки, как собаку, которая забыла свое место. И где эти феминистки, когда они нужны? Она припала на брюхо, скуля по-собачьи, объясняя, что ничего плохого не хотела, поджала хвост.

Больше никто не двинулся вперед. Было ясно, что если не делятся даже с лупой, то лучше не соваться.

Ульфрик все еще прижимался к моим ногам.