– Позволь мне пить из твоей руки.
Он смотрел на мою кровоточащую руку, будто я для него разделась. Его взгляд выражал что-то большее, чем секс, чем голод, и все же в нем было немножко и того, и другого. Я подняла руку, и кровь быстрыми красными ручейками с плеском потекла в стакан. Ульфрик следил за ней, как собака за куском.
Дело в том, что, если позволять лизать кровь прямо из раны, меня это отвлекает. Я связана метками с вервольфом и вампиром. Оба они от крови заводятся. И мысли, которые посещали меня, когда я с кем-то делилась кровью, слишком примитивны и слишком назойливы. Особенно сейчас, когда у меня щиты в дырьях. Я не могла рисковать.
– Достоин ли этот дар? – спросила я.
– Ты знаешь сама, что да, – ответил он с той хрипотцой, которая бывает у мужчин, когда в воздухе запахнет сексом.
– Тогда пей, Ульфрик. Пей. Пусть не пропадает.
Я пододвинула ему стакан с кровью. Он почтительно принял его обеими руками и стал пить. Я видела, как ходит у него кадык, когда он глотал мою кровь. Меня это должно было, наверное, как-то тронуть, но я осталась равнодушной. Снова вернулось оцепенение – далекое и почти уютное чувство. Пошарив под стойкой, я нашла пачку чистых салфеток и прижала к руке. Они тут же стали алыми.
Ульфрик пошел к стае с моей кровью в руках. Волки окружили его, стали трогать, гладить, просить поделиться. Он погрузил пальцы в почти пустой стакан и протянул волкам облизнуть.
Эдуард подошел ко мне. Он ничего не сказал, только помог мне зажать рану – вытащил из-под стойки еще салфеток и чистую тряпку, чтобы завязать. Мы встретились взглядами, и он покачал головой с едва заметной улыбкой.
– Вообще-то за информацию обычно платят деньгами.
– Деньги не интересуют тех, с кем я обычно имею дело.
Ульфрик вернулся ко мне сквозь толпу тянувшихся к нему вервольфов. Рот его был красен, борода намокла от моей крови. Поглядев на меня золотыми глазами, он произнес:
– Если хочешь говорить с Ники, он к твоим услугам.
– Благодарю тебя, Ульфрик.
Я спрыгнула со стойки, и Эдуарду пришлось меня подхватить, чтобы я не упала. Свежая кровопотеря на фоне старой – это было не совсем то, что мне нужно. Я махнула Эдуарду, чтобы он отошел, и он не стал спорить.
Эдуард вытащил у Ники кляп и отступил на шаг. Вервольфы отодвинулись, создав нам иллюзию уединения, хотя я знала, что каждый из них услышит даже самый тихий наш шепот.
– Привет, Ники! – сказала я.
Он только с третьей попытки сумел ответить:
– Анита.
– Я приехала до десяти.
Положив руки на стойку, я оперлась на них подбородком, чтобы ему не пришлось выворачивать голову. От этого движения заболела спина, но почему-то мне хотелось быть на уровне глаз Ники Бако. Импровизированная громоздкая повязка мешала, но я хотела держать руку поднятой вверх. Вблизи вид у Ники был еще хуже. Один глаз полностью закрылся, почернел и налился кровью. Нос вроде бы сломан, и при дыхании из него шли пузыри крови.
– Он слишком рано вернулся в город.
– Это я поняла. Ты очень плохо себя вел, Ники. Разозлить своего Ульфрика, устроить закулисную борьбу за власть, хотя ты всего лишь человек, даже не вервольф, и еще вот эта тварь. Это не вуду. Каким чертом ты это сделал?
– Магия постарше вуду, – ответил он.
– Что за магия?
– Ты вроде хотела говорить о монстре, который убивает невинных людей?
Голос его был сдавленным, полным боли. Вообще-то я противница пыток, но сейчас я не испытывала особой жалости к Ники. Я видела его создание, ощущала страдания его компонентов. Нет, не было у меня к Ники ни капли сочувствия. Никакой пыткой он не искупит то, что он сделал. Во всяком случае, при жизни. Ад может оказаться для Ники Бако очень скверным местом. Я верила, что у божества больше чувства справедливости и иронии, чем у меня.
– О’кей. Так что ты реально знаешь об этой твари?
Он лежал на стойке с привязанными к ногам руками, кровь текла изо рта, и говорил так, будто сидит за удобным письменным столом. Если не считать время от времени стонов боли, которые несколько портили этот эффект.
– Я ощутил ее, кажется, лет десять назад. Ощутил, что она бодрствует.
– В каком смысле?
– Ты же это существо тоже ощутила разумом? – спросил он, и на этот раз я услышала в его голосе страх.
– Ага.
– Поначалу оно было вялым, будто спит или в оковах, давно уже дремлет. И с каждым годом оно становилось сильнее.
– Почему ты не сказал полиции?
– Десять лет назад в полиции не было ни ведьм, ни экстрасенсов. А я уже имел судимости к тому времени. – Он прокашлялся и сплюнул на стойку зуб и сгусток крови. Я непроизвольно подняла голову, и Ники пришлось чуть повернуть шею. – И что я мог им сказать? Что существует эта тварь, этот голос у меня в голове, и он крепчает. Я тогда еще не знал, что она может сделать. И что это вообще такое.
– И что же это?
– Это бог.
Я подняла брови.
– Когда-то его почитали как бога. И он снова хочет поклонения. Он говорит, что богам нужны приношения, чтобы выжить.
– И все это от голоса у тебя в голове?
– Мне эта тварь десять лет что-то шептала. А что ты узнала всего за несколько дней?