Обсидиановый нож. Романы, повесть, рассказы

— Обрили, негодяи… Поесть найдется что–нибудь? Ноги как ватные.

— Друг Брахак! — воскликнул Володя. — Он есть хочет!

— Прежде всего он съест бахуш, — распорядился Врач. — Скажи ему, пускай съест все до конца! Не садись, прохаживайся, пришелец!

Володя подставил ему плечо и с восторгом стал смотреть, как он хрупает солеными термитами.

— Что он говорит? Ты понимаешь, что он говорит? — спрашивал Рафаил.

— Ну, более или менее… Говорит, чтобы съел до конца, это у них универсальное укрепляющее, по–моему.

— Вкусно, пива бы к нему… Вовка! Сколько же времени я провалялся? Трое суток?! Да ты что? А язык за сколько выучил? А Карпов где?

— Отстал, то есть задержался немного в пути.

— Задержался? Нет, погоди, как ты язык выучил?

— Поешь, тогда объясню, — сказал Володя. — За папу, за маму, за дядю доктора. Дядя доктор говорит — можешь присесть. Не переедай.

Рафаил с блаженной улыбкой повалился в траву. Набил рот оранжевыми маслянистыми ииу. Тем временем к Брахаку подбежал Охотник.

— Вести по гонии, — заулыбался Управляющий Равновесием. — Адвеста, Дхарма и Ахука летят сюда, к железному дому. Через… (непонятное) опустятся на поляне.

— Не понимаю, когда это будет?

— Раздели сутки дважды на дюжину.

Успеваем! Но буквально через десяток секунд в нем опять сорвалось нетерпение — сколько–то времени потеряется на прощаньях, рукопожатиях, а у Рафы ноги еще слабые. Погрузить его в баросферу надо — и пускай сидит. Володя уже обдумал и решил, что посадит Рафку в свое кресло — сам он сядет к Генератору, а Свисток — на обычное место у люка. Плохо! Придется и ему тогда заранее сесть на место, не протиснется он мимо Рафаила в нижнее кресло, к Генератору… Пожертвовать этими минутами на погрузку? Опять выходило нехорошо.

Он сверился с часами, уже выставленными но бортовому времени: ноль часов сорок одна минута. Примерно сорок минут в запасе — не густо, ой как не густо! «Ладно, не рвись, — одернул он себя. — Автостарт устанавливается с пятипроцентным запасом энергии. Стартовать можно еще и при пяти гигаваттах ровно. Не рвись, Бурмистров!»

Он одергивал себя и успокаивал Колькиными словами, и ему страшно не хватало Кольки–Свистка — хваткости его, ловкости, злости. Колька был из тех, что садятся в поезд на ходу, а Володя всегда прибегал на перрон за полчаса. Иногда за сорок минут. А Колька и на подножку вскакивал, шага не прибавляя…

— Он и сегодня пожалует за тридцать секунд до старта, — сказал Володя. — Друг Брахак, я бы хотел ввести Раф–фаи в железный дом.

Обращаться прямо к Врачу он остерегался почему–то.

— Лахи, ты слышал пожелание пришельца?

— Э–э! Раф–фаи войдет своими ногами в железный дом! — Лахи сидел на корточках перед Рафаилом и огромными пальцами проверял — спелы ли плоды ниу и маину. — Вставай, о новорожденный объедала! А ты, человек со стеклянными глазами, перекладывай мои слова для него! Пусть он встанет, вста–анет! — заливался Лахи. — Иди, иди! — он помогал себе жестами. — Не приближайся к нему, стеклоглазый!

Рафаил ковылял по траве и впрямь как годовалый младенец. Виновато улыбался. Спохватившись, Володя поторопился влезть наверх, чтобы подать ему руку, но Лахи установился на земляной куче, как подъемный кран, и одним движением забросил Рафаила па площадку. Тогда Володя спустился в кабину, и здесь его помощь пригодилась. Лахи спустил Рафаила прямо на командирское кресло — за руки. Володя направлял. В ноль пятьдесят одну минуту Рафаил откинулся на холодную спинку и прикрыл глаза.

— Чудеса действуют на меня несколько расслабляюще, Вовик… Как прохладно дома, хорошо…

— Оденься! — сейчас же забеспокоился Володя. — Простуду схватишь, после болезни–то!

Предупредительные хозяева оставили тючок с вещами на площадке. Володя принял их внутрь, развязал, помог Рафаилу натянуть шерстяные брюки, куртку, носки. Затем примерился и увидел, что сумеет пролезть к нижнему креслу. Тогда он пристегнул товарища ремнями и натянул ему на голову берет.

— Ноль часов пятьдесят семь минут. Вот–вот должны прилететь…

— Вовк, ты представляешь, какое невезенье? — послышался снизу сонный голос.

— Действительно, очень обидно, — искренне ответил Володя и высунулся в люк.

Летят, летят! Брахак, Лахи, оба Охотника смотрели в небо. Володя, улыбаясь облегченно и радостно, нашарил бинокль и припал к нему, стукаясь очками об окуляры. Три Птицы, видные чуть сбоку и снизу, качались в туманных стеклах.

— Свисто–ок! — завопил он. — Колька!!