Обсидиановый нож. Романы, повесть, рассказы

…Так начиналось величайшее, со времени Киргахана, событие в истории Равновесия. Впоследствии назовут его Поворотом Ахуки, будут обмысливать, строить предположения. Никто не будет знать, что в начале была дорога и кучка всадников, и среди них — смятенный, одинокий потерянный Николай Карпов, которого назовут Адвестой Рыжебородым, Пришельцем, Железным Адвестой, а долгое, долгое время спустя — Шестируким Властелином железа, а еще позже забудут и его вместе со всем, что было.

Дорога, питомник, долгий полет на Птицах. К исходу вторых суток они достигли цели. Холодный ветер нес запах льда, за коричневым островерхим хребтом алели на закате снежники Гималаев. Поселок был маленький, плохо обжитой, с высоты он был виден весь. Треугольник между рекой и дорогой. Но Равновесие везде одинаково. Здесь тоже пахло чистой водой и плодами. В воздухе плыл вечерний шум: трескотня древесных лягушек и обезьян, песни, ровный гул Раганги на порогах и мягкие шаги людей. Под быстро темнеющим небом светились бордюрные травы, обозначающие проулки. На пологом косогоре, недалеко от гонии высвечивался желтый огромный узор, похожий на виноградную кисть — каждая ягода была по четыре метра в диаметре. Он тянулся метров на триста к берегу Раганги — весь косогор выглядел гигантской декоративной клумбой. Но это была не иллюминация в честь новой жизни, как подумал Колька. Строились новые дома. Бурный рост стен и крыш сопровождается ярким желтым свечением, похожим на свет в подземельях Памяти. «Здесь тебе будет лучше, — сказала Дхарма. — Воздух сухой и прохладный».

Они повернули к косогору и пошли среди фундаментов этой странной стройки. Прежде Кольке не пришлось увидеть, как строятся живые дома.

Где–то наверху, над берегом, тихо шипели стволы–водососы, поднимающие воду Раганги на верхнюю точку косогора. Вся площадь была иссечена канавками–арыками, где–то в них еще возились роющие животные, обравнивая откосы. Но в основном арыки уже поросли травой, и в них паслись водяные козлики. Тонкие копытца стеклянно булькали в воде. За кольцами стен, еще не достигших метрового роста, суетились большие грызуны Строителей, что–то подгрызали, сверкая круглыми глазками, волоча трехгранные хвосты. Кое–где можно было увидеть и самого Строителя, коренастого, сурового, с замашками полководца. Он посылал грызунов, резко взмахивая ладонью, повернутой определенным образом. Один из них, освещенный снизу, как театральный призрак, тихо засмеялся и промолвил:

— Э–а, Врач Дхарма! И ты приехала ковать железо?

— Прохладной полуночи, — поздоровалась Дхарма.

Колька смотрел как зачарованный на хоровод гладкрчерных зверей — размером с крупную таксу. Короткими прыжками они кружились по площадке будущего дома, взрыхляя и выравнивая землю, выдирая корни…

— Колия, пойдем, нас ждут, — позвала Дхарма, но Строитель, осторожно пробравшись между грызунами, подошел и улыбнулся Кольке.

— Спокойной полуночи, друг! Я пойду с вами. Послушаем, что скажут Наблюдающие Небо.

— Послушаем, — сказала Дхарма. — Иди с нами, если хочешь.

Строитель перестал улыбаться. Правда, лицо его сохранило улыбку — белели зубы под черной скобкой усов.

— Ты — с ним. Прохладной полуночи вам обоим… Он легко повернулся и побежал вниз, к гонии.

— О–ах, я нагрубила ему, Адвеста. Он был хорош.

— Да? — сказал Колька. Грызуны работали, как заведенные.

— Он был первым, — сказала Дхарма.

Она стояла подняв тонкие плечи и доверчиво смотрела на него. Наверняка, она понимала, что в нашем мире это происходит не так. Говорится по–другому. Она все понимала, боялась сделать ложный шаг, но поступала так, будто не боялась ничего.

— Идем, рыжая белочка, — сказал Колька.

Он устал. Переезд был трудный, долгий. А Дхарма — надо принимать ее такой, какая она есть. Позже он попробует ее понять, а сейчас ему нужно, чтобы она была рядом, когда он засыпает. Когда лягушки трещат в листьях и из дома выливается ночной свет.

Глава 9

Прошел месяц. Вторая жизнь, как казалось, прихватила и успокоила Кольку. Он по–прежнему был счастлив с Дхармой и старался быть с ней как можно больше, но работы тоже становилось все больше. Сразу после переезда ему пришлось приступить к «этим идиотским лекциям», как он выразился про себя. Он здорово волновался — как ни обзывай дело, к нему надо относиться добросовестно.

Добросовестно! Для начала он собрал группу теоретиков — Наблюдающих Небо — чтобы разобраться в их познаниях и выработать общий лексический минимум, словарь, что ли. Он предупредил Ахуку, что понадобится доска. Поэтому для занятий было выбрано уютное место, в тени, под гладким срезом скалы, черной, как настоящий аспид. Слушатели рассаживались на земле, а Колька топтался перед «доской», пробовал рисовать, стирать, и угрюмо сопел.