Обучение у воды

Одна из его основных жажд — жажда материальной независимости и уединения для занятий самосовершенствованием оказалась удовлетворена, и это уединение погрузило его в эмоциональный и интеллектуальный вакуум, потому что, как неожиданно выяснилось, уединение, прогулки на природе и медитации не давали его психике того необходимого количества бодрящих впечатлений, которое он привык получать сначала в ссорах и конфликтах с женой, потом, после ее смерти, в столкновениях с родственниками жены и в беседах с друзьями о том, что он будет делать, когда, наконец, преодолеет все препятствия.

Когда препятствий не осталось, и, наконец, ему представилась возможность приступить к осуществлению давней и заветной мечты, подсознание Антона, реагируя на эмоциональный голод и недостаток острых ощущений, ответило жаждой преодоления препятствий или усложнения жизни и начало искусственно создавать эти препятствия, нашедшие свое воплощение в весьма причудливых фантазиях. Частью этих фантазий оказался я. Шалашин втянулся в очень увлекательную для него игру, в которую оказались вовлечены еще несколько человек, а я оставался в стороне, с удивлением, любопытством и нескрываемым интересом наблюдая за новыми экстравагантными идеями, возникающими у Антона.

Мой рассказ об Учителе пробудил работу его мысли, и Шалашин, после долгих интеллектуальных упражнений и размышлений о личности и скрытых намерениях Ли, пришел к гениальной идее, что Ли был шпионом одной или нескольких иностранных держав, а на меня он затратил столько времени лишь для того, чтобы превратить меня в зомби. Хотя за время многолетнего общения со мной он и не пытался выудить из меня какие-либо секретные сведения, способные нанести вред Советскому Союзу, тем не менее он меня закодировал так, что в какой-то определенный момент времени, или по произнесении кодового слова, или от специального жеста вроде щелчка пальцами у меня перед носом, я превращусь в смертельно опасную машину для убийств и диверсий, которая не остановится ни перед чем, выполняя заложенную в нее программу. Так что мой вид, вроде бы миролюбивый и спокойный, на самом деле всего лишь маска, скрывающая внутри зомби-разрушителя.

Когда мне рассказали о том, что я на самом деле зомби-разрушитель, я весело посмеялся, удивившись буйству фантазии Антона.

Во время одной из наших последних встреч в компании друзей разговор, не помню по каким причинам, зашел об отравляющих веществах. Шалашин, по образованию химик, с увлечением что-то рассказывал о них, и я, для поддержания беседы, тоже упомянул несколько популярных способов отравлений, почерпнутых мной в литературе. В свое время Ли дал мне информацию об отравляющих веществах и способах их применения, но как раз этой темы он мне велел избегать в разговорах с посторонними, чтобы косвенным образом не причинить кому-либо вред этой информацией.

Несколько дней спустя Шалашин выдал очередную великолепную идею о том, что я, рассказывая о способах отравления делал это намеренно, чтобы вынудить одного из присутствующих там людей отравить Антона, забрать у него его деньги и отдать их мне. Услышав эту гениальную версию моих предполагаемых коварных намерений, я вообще перестал встречаться с Шалашиным, чтобы еще больше не возбуждать его ум.

В течение нескольких последующих месяцев Шалашин баловал наших общих знакомых идеями не менее экзотическими, иногда даже подкрепленными галлюцинациями. Хотя эти идеи были так же далеки от реальности, как розовые слоны от здания Пентагона, они давали Антону то количество волнующих впечатлений, которое позволяло его психике работать в привычном для него ритме — много заниматься интеллектуальными рассуждениями и изысканиями, бороться, преодолевая трудности, а также страдать из-за того, что у него снова нет времени и возможности предаться духовной практике на лоне прекрасной субтропической природы.

Я со все возрастающим интересом впитывал доходившие до меня через знакомых новые подробности из моей биографии, добытые Шалашиным неизвестно из какого источника. Таким образом я узнал, что я самый настоящий шизофреник, а также многие пикантные детали, подтверждающие это нарушение моей психики. В то же время Антон утверждал, что я — агент КГБ, не задумываясь о том, что вряд ли Комитет склонен давать работу шизофреникам.

Подтверждая версию моей работы на КГБ, Шалашин утверждал, что сумел по знакомству купить за 150 рублей у одного сотрудника госбезопасности копию досье на себя самого, и что в этом досье находится несколько доносов, написанных и подписанных мною собственноручно. Он даже цитировал строчку, которую он якобы прочитал в моем доносе. Эта строчка сама по себе настолько развеселила меня, что я запомнил ее на всю жизнь. Звучало это так: «В состоянии наркотического опьянения Шалашин гонялся за сожительницей с топором.» К сожалению, это была единственная подробность, которую он поведал о своем досье. А жаль, такая великолепная идея могла бы оказаться золотой жилой для новых поворотов сюжета.