Обычная история обычного солдата

– Отступают! – радостно возвестил я, и перевел взгляд на своих. Рядом сидел Степанюк.

– Ты как Иван? – На что тот лишь устало кивнул, видимо сил на разговоры уже совсем не было.

– Рыжий, ты Акимова не видел? – задал вопрос, глядя на всегда бодрого здоровяка.

– Неа не видал, здесь по крайней мере его нет.

Подползший Коромыслов постучал меня по плечу и сказал.

–Ежели тут нету, знама там остался. – Сердце болезненно кольнуло, неужто Алешку зацепило. Все же верный товарищ.

Бой закончился, теперь уже не по-пластунски идем пожинать плоды. Собираем брошенное оружие, как нашими так неприятелем, танкисты занялись своими боевыми конями, а нам теперь самое сложное собрать и похоронить мертвых. Санитары уже позабирали раненых, я вызвался копать могилу, уж лучше копать, и руки заняты, и мыслей меньше. Копаю, а сам посматриваю на тела которые складируют рядом. Все ж свои родные, хоть многих и не запомнил как зовут, но все парни были хорошие.

– Вот и дружек твой, отмучился бедолага – произнес равнодушный голос над ямой.

Я бросил лопату и выпрыгнул из почти готовой могилы. Руки трясутся, легкие так и просятся из горла вылезти, я подполз к своему другу, не раз спасавшему меня. Глаза у Акимова были открыты, и смотрели в равнодушное небо, лицо расслабленное и от этого выглядевшее как будто юным. Я взял его за лицо и заглянув в него, сначала не понял почему все так расплывчато. Только потом осознал, что это слезы, и грудь подозрительно трясется. «Да что ж это такое, что я баба что ли, чтоб рыдать». Прикрыл глаза товарища и тихо прошептал.

– Что же ты Алёшка, а как же мамка твоя, как сеструха, что же ты их совсем без мужика оставил. – Тут я почувствовал, как меня по плечу кто то стучит.

– Иди Рязанов, вон подсоби ребяткам оружие пособирать, а мы тут сами. – Сказал старшина.

– Есть – привычно отрапортовал я, но все равно остался, чтобы проводить усопших в последний путь.

Душу рвало на части, глядя как земля постепенно накрывает истерзанные тела солдат. Старшина говорил прощальные слова благодарности, а потом Кузьмич читал заупокойную молитву. Мы устало побрели на позицию, впереди еще много работы, прежде чем забудешься тревожным сном.

Глава 4

На следующий день

Опять взрывы, опять стрельба, опять бег но уже даже усталости не чувствуется, ни чего не чувствуется сплошное равнодушие. Ни чего не хочу, даже молитву Клавкину сегодня не взял с собой, все надоело, война эта проклятая, смерть, боль. Бегу отстреливаюсь, враг сегодня свирепствует, но и мы не сдаемся. Бабах..

– А, а, а, ё… больно то как, – тут я почувствовал, что всю правую сторону как огнём шибануло, бочина, нога, – ну все видать отвоевался. Боль такая что мозг отключается, зубы в крошево стираются, а из рта вой звериный выходит, и чувствую что темнеет вокруг. Все конец, и вспомнилась мне родина и мать с отцом и жинка как она мне молитву пришивала, а ею пренебрёг вот и наказал меня Боженька.

– Эх, Клава, Клава прости. – На последнем вздохе прохрипел я, и вдруг мне почудился родимый жинкин голос.

– Толя, Толенька, где ты? И столько надежды и тревоги в нем, что я улыбнувшись провалился в бездну.

Боль, какая же боль, повернул голову, и сначала не понял вроде бы нога и ботинок мой, а почему напротив глаз, это ж как меня скрючило, или ногу оторвало? Только не это, попробовал пошевелить, больно аж в глазах темнеет, но ежели больно знать нога на месте, только вывернута. Начал вспоминать, что да как и понял, что видать осколком меня лупануло. Прислушался вроде тихо, снаряды не слышны, знать бой закончился, только вот кто ж победил. Хоть бы мы, а то не дай Бог немчуре достанусь, тогда б уже лучше сразу помереть.

Тихо вокруг, где то вдалеке вроде голоса слышны, но ни чего не разобрать. И нога болит, и ребра, да так что дышать трудно. Попытался крикнуть, ещё больней стало, вдох, выдох, дышать сложно, попытался перевернуться и от боли опять в пропасть провалился.

Очнулся, слышу голоса поблизости, и речь наша русская. От радости я даже застонал, хотел позвать да из груди только хрип. Вдруг услышал шорох, будто идет кто то, да так осторожно, повернул голову и увидел собаку.

Овчарка, черная, довольно крупная с высунутым языком, вроде как рада меня видеть. Это была собака санитар у нее опознавательный знак на ошейнике. Она подошла поближе и наклонилась надомной, принюхалась и хвостом завиляла. Я с трудом поднял руку и вставил палочку в петельку, что были привязаны у неё на шее. Таким образом, санитары узнают, что она нашла раненого. Собака отбежала и громко залаяла, а я улыбнулся «Значит помощь скоро»

Эпилог

В больнице я был долго. Нога, слава Богу срослась, но была немного короче другой, поэтому дорога в пехоту мне была закрыта, кому нужен хромоногий пехотинец. Полгода я пробыл при госпитале, выполнял разные поручения, в основном слесарничал, затем на пару месяцев вернулся на фронт, но в наступлениях не участвовал, то окопы рыл, то кашу варил, а там уже и ПОБЕДА.