Обычные командировки. Повести об уголовном розыске

— Да, вам-то эти повторения ни к чему, — задумчиво произнесла женщина. — Вы ведь ждете чего-то другого. — Снова надев пенсне и взяв в руки карточку, Валерия Петровна продолжала: — На всех допросах меня спрашивали, какие ценности и сбережения были у Людмилы. Но ни ценностей, ни особых сбережений у нее не было. Уж я бы это знала. От меня Людмила ничего не скрывала. Но вот я припомнила: во время войны, когда Ферапонт Головатый на свои деньги купил самолет и отправил его на фронт, у нас в госпитале начались сборы ценностей в фонд обороны. Людмила принесла старинную брошь с драгоценными камнями, кольцо и серьги — целый гарнитур. Очень дорогой. На самолет, конечно, мало, а так, на крылья или хвост, наверное, вполне бы хватило. Я спросила ее, откуда такие красивые вещи, а она махнула рукой, сказала, что это наследство от бабушки и что у матери еще кое-что есть. Ни она, ни я никогда больше на эту тему не говорили. Был еще случай. Поехали мы с ней в отпуск в Гагру. Деньги, что я к отпуску откладывала, разошлись по мелочам. Я сказала Люде, та усмехнулась: не беспокойся, говорит, мать даст. И весь отпуск мы прожили с ней вдвоем на деньги, что дала Марфа Ильинична. Сколько их было, точно не скажу, но ни в питании, ни в поездках по побережью мы себе не отказывали. Позже я пришла к Марфе Ильиничне, говорю: долг буду отдавать ей по частям, а та посмотрела на меня ласково: «О чем разговор, Лера, пустяки какие. Ничего ты мне не должна. Не обижай старуху».

Валерия Петровна порылась в сумочке, достала шариковую ручку и аккуратно зачеркнула одну строчку на картонке.

— В своих показаниях я говорила, что в доме Яковлевых жил страх. Сейчас я вам объясню. Вот, скажем, у нас на окнах ставен не было, а у них мало что ставни снаружи, но еще и раздвижные решетки внутри. На входной двери у нас был крючок, большой такой, кованый, а у них задвижки, засовы, цепочки да еще и замки. Как-то раз в прихожей снимаю я пальто, неловко так, и оно зацепилось за что-то... Я посмотрела — в углу ружье. Хотела взять его, переставить, а Людмила схватила меня за руку: «Не трогай, оно заряжено». Я спросила: «Зачем?» А она отмахнулась: «На всякий случай». Тогда на допросах мне было не до деталей: гибель Яковлевых меня просто потрясла, а сейчас, заметьте, я вам рассказываю подробности. Кстати, Коля, заходите как-нибудь ко мне. Я вам подарю книги по криминалистике и технике расследования убийств. Этой литературы накупила у букинистов целую кучу. И конечно, все прочитала. Пусть вас не удивляет, если я некоторые ваши вопросы опережу. В 1967 году завербовалась я на север, прожила там пять лет, заработала кучу денег и два года назад вернулась. В прошлом году собралась было съездить в Москву, в уголовный розыск страны или в Прокуратуру Союза и подать прошение, чтобы возобновили розыск по делу Яковлевых, да заболела. Думала нынешней осенью отправиться, а тут и вас сам бог послал... Вернусь к фактам. Когда Яковлевы переехали из собственного дома в квартиру, первым делом стали снова укреплять оборону. Я еще удивилась. Ну, мол, ладно в частном доме жить страшновато. Мне и самой иногда в своей халупе жутко было, ну а тут, на людях, зачем решетки, зачем замки?

Сомов слушал, не перебивая, весь насторожившись. Ему казалось, что эта женщина заглянула к нему в блокнот, где он, инспектор уголовного розыска, вывел печатными буквами: «Узнать, чего боялись Яковлевы».

— Однажды я спросила у Людмилы, чего боится ее отец? И знаете, Николай, она искренне удивилась, посмотрела на меня так, будто я сморозила чепуху, и переспросила: «А чего ему бояться? Он смелый, у него «Георгий» еще с той войны». Я ей о замках, решетках, а она только плечами пожимает: мол, и решетки и замки у многих, чего же тут особенного?

Валерия Петровна опять заглянула в свои записи.

— Был случай еще до войны, мы с Людой на третьем или четвертом курсе учились. Сидим, зубрим у них дома. Марфа Ильинична собралась и ушла. Родион Силыч еще на работе. Вдруг кто-то позвонил в дверь. Людмила вышла и довольно долго не возвращалась. Я уже хотела было за ней идти, да смотрю, она вошла и сразу к окну.

«В чем дело?» — спрашиваю.

Она смеется, говорит:

«Чудной какой-то дядька приходил. Я ему говорю: «Кого надо?» — «Якушевых». «Нет тут таких, — отвечаю, — тут Яковлевы». — «А ты им кто?» «Дочка», — говорю. «А где сами-то?» — «Отец на работе, а мать скоро придет». «Ну, — говорит, — извини. Мне не Яковлевых, а Якушевых надо».

Когда Марфа Ильинична пришла, ей Люда сразу рассказала о посетителе, и она пристала с расспросами, а еще пуще стал нас расспрашивать Родион Силыч. Все допытывался, какой голос да какого роста, в чем одет. Кстати, и об этом, в общем-то, неярком эпизоде в протоколе моем не сказано. Я припомнила его теперь, когда ученых-криминалистов начиталась. Думаю, и вас эта подробность заинтересует. Слушайте, Николай Павлович, я вам, наверное, наскучила со своим частным расследованием? Старушка-детектив, такого, вероятно, еще не было?