Он утверждал, что после освобождения не совершил ни одного преступления и вообще решил бросить воровать. Разговор с сожительницей вел в шутку, просто хвастал, хотел произвести впечатление: мол, скоро буду при деньгах, что у него действительно есть серьги и кольцо из анодированного металла и стоят они всего несколько рублей. Оказалось, что Зайцев уехал из города в деревню к дальним родственникам, устроился в колхоз плотником, а кольцо и серьги у него целы. К протоколу допроса была приложена короткая записка о том, что показания Зайцева подтвердились. Первого января 1961 года он был в колхозе и никуда не отлучался. Серьги и кольцо были дешевой бижутерией.
Дальше шли протоколы допросов знакомых Яковлевых. Первый допрос Сомов прочел дважды. Через неделю после убийства сотрудники уголовного розыска отыскали женщину, которая с начала Великой Отечественной войны и до пятидесятого года работала вместе с Родионом Яковлевым в конторе Заготживсырье. Свидетельница знала Родиона Силыча больше десяти лет, но о своем сослуживце рассказывала скудно. Сведения, ею сообщенные, были поверхностными: Яковлев исполнительный, аккуратный, непьющий. Очень необщительный, бывали дни, когда он мог не произнести ни одного слова. Придет на работу: «Здравствуйте», уходит домой: «До свидания». Ходил он постоянно с палочкой, сильно хромал, однажды сказал, что его ранили в гражданскую войну, а где, когда — не объяснил. Друзей у него не было, из посторонних никто ему не звонил. Женщина подметила одну интересную манеру в поведении Яковлева. Всякий раз, когда тот уходил домой, выйдя на улицу, внимательно оглядывался по сторонам. У свидетельницы сложилось впечатление, что старик чего-то опасался. Но тут же она оговорилась, что ее мнение может быть и ошибочным, что Яковлев из-за больной ноги просто осторожничал. В следующих протоколах были записаны показания сторожей научно-исследовательского института, которые дежурили вместе с покойным. «Не компанейский он был старик, — рассказывали его сменщики, — как только придешь сменять, сразу торопится домой. Не поговорит, ни чайком не угостит. Звали в гости — отказался. С получки предлагали скинуться на бутылку красного, буркнет, что не пьет. Но дежурил аккуратно. Как только придет, первым делом проверит, все ли запоры закрыты, нет ли где открытого окна или форточки, а в комнате, где дежурили сторожа, обязательно на окна приколет бумагу — специально ее за шкафом держал — да еще шторами прикроет. Скрытный он был человек и, видно, трусоватый: пока два-три раза не переспросит: «Кто?» — ни за что дверь не откроет». Сомов в блокноте сделал заметку: «Об опасениях Яковлева три показания. Узнать бы, чего он боялся?»
Дни у Николая Сомова потянулись однообразно. Утром пятиминутка, а потом весь день, иногда до поздней ночи пожелтевшие страницы «Тайны» с вопросами: зачем, почему, когда, с кем и как... Сомов не мог найти ответы на них. Временами ему хотелось все бросить, послать всех к черту и самому куда-то сбежать. Советоваться он ни с кем не хотел. Считал это равносильным поражению. Он похудел, взгляд его стал сумрачным и угрюмым. Дома все больше отмалчивался, совершенно не переносил сочувственных взглядов матери. Он хлопал дверью и уходил. Бродил по улицам, опасался заходить к знакомым. Заведут разговор о работе, а что он скажет? Нет, не привык Коля Сомов быть в тени! А разве с этой чертовой «Тайной» выйдешь в люди? Не хватало Ленки. Только с ней, единственным в мире человеком, он мог быть откровенным, как с самим собой. Теперь он понял, как ему плохо без нее. Даже зародилась опасливая мыслишка: «А вдруг она там кого-то найдет». Но тут же ее отгонял: никуда Лена от него не денется, любит, а каприз пройдет, и сама вернется. Вернется как миленькая.
Ребят из отдела он просто сторонился. Ну чем они могли помочь? Если он сам, Николай Сомов, был далек от истины? А потом, ему же не велел полковник с кем-то советоваться, пока не прочтет все дело.
Он обрадовался, когда однажды под вечер в кабинет зашел самбист Чельцов и чуть ли не силой потащил его в спортивный зал, расположенный здесь же в управленческом дворе, во флигеле.
Сначала Сомов решил лишь взглянуть, что это там за секция у Чельцова, а когда увидел десятка два парней, с удовольствием занимавшихся разминкой, ему тоже захотелось на ковер. У него не было с собой костюма, борцовок, полотенца, чтобы растереться после душа, но Чельцов его так расписал своим ученикам, а те стали звать бороться, что ему просто не удалось отказаться. С этого первого дня и пошло. Чельцов разделил группу и половину ребят отдал Николаю, и ему сразу стало веселее жить. Правда, Сомов не захотел возиться со слабыми ребятами. Мысленно он их называл хлюпиками. Просто не обращал на них внимания, а стал упорно заниматься со «стоящими». Результаты не замедлили сказаться. Сомовские ученики стали побеждать чельцовских. Сработал принцип «бей по слабым местам».