Обыкновенное дело

Полковник поднялся и, заложив руки за спину, прошелся по кабинету. Ярута знал, что «хозяин» не любит, когда ему задают вопросы, и прикусил язык. Полковник остановился у окна и, глядя на улицу, сказал:

— История его проста, как и у всех лиц его породы. Когда в апреле сорок пятого ему удалось улизнуть от нас, он бежал в Мюнхен. Там вскоре установил связи с американской разведкой и, разумеется, скрывать перед ними свою профессию ему было незачем. Короче говоря, он предложил им свои услуги. Затем побывал в «Си-ай-си», модернизировал свой опыт и получил соответствующее задание на организацию подрывной деятельности в Германской Демократической Республике. Это один из «героев» берлинских событий семнадцатого июня. На этот раз его фамилия — Бауэр.

— Что ж, вполне логично, — заметил Ярута — Да, логично вполне Логично и то, что нашлись у нею союзники, и то, что не миновал он кары. Завтра мы его передадим немецким властям. Его показания отлично проливают свет на берлинские события. Даже помимо связи его с американской разведкой трудящимся немцам станет достаточно ясно, в чьих интересах была затеяна вся эта коварная авантюра.

В сопровождении коменданта в кабинет вошел высокий, лет тридцати пяти, человек в сером летнем костюме и, сделав два шага, по-военному вытянулся.

— Садитесь, — сказал по-немецки полковник. — На каком языке будем говорить: на русском или немецком? Насколько мне известно, вы отлично владеете русским?

— Если полковнику угодно, мы будем говорить по-русски, — сказал арестованный с едва заметным немецким акцентом.

«Так вот ты какой — Либих!» — думал Ярута. Тогда, по фотографии, он представлял его именно таким: сухощавым, длиннолицым, с острым, хрящеватым носом, светлыми, зализанными назад, волосами. Только в те годы он был ко в гражданском костюме, а в щеголеватом мундире. Вспомнилась та открытка крупным планом: надменное, самодовольное, чуть улыбающееся лицо с темным пятнышком пониже скулы; широко распростертые руки — одна к далекой перспективе гор, другая — к зыбистому, залитому солнцем морю. Через весь снимок надпись: «Милая Грета! Твое море, твои горы Я здесь, твой Вилли. Алушта, 1942 год»…

Задумавшись, Ярута не расслышал вопроса полковника, и до слуха его дошел лишь ответ арестованного:

— Я всё сказал, герр полковник.

Домой Ярута приехал поздно. На кровати, не раздеваясь в ожидании его, спала Наташа Подполковник немного постоял над ней, и потихоньку лег, стараясь не разбудить жену Закрыл глаза, но сон не шел. Встреча с Либихом остро напомнила ему весну 1945 года, и в памяти чередой поплыли события тех дней Вспомнилось доброе лицо Максима Зименко с пышными казацкими усами, лицо старого солдата, совсем немного не дошагавшего до Победы, Как это он говорил в своих беседах с Кипке: «разъясняю суть да дело и что к чему». Не зря разъяснял. Видишь, Кипке, бывший батрак, теперь — бургомистр.

Потом Яруте вспомнилась первая встреча с Наташей, милой девушкой с черными, как лесная ягода, глазами, то горящими ненавистью к врагам, к войне, искалечившей ее юность, то нежными, чуткими к чужому горю, как сама русская душа…

«Как хорошо, что я ее тогда встретил», — уже засыпая, подумал он…