Обыкновенные люди

– Нет. Это невозможно. Я пыталась. Очень пыталась. Но я никак не могу перестать расти. Как не можешь перестать расти и ты. Такова наша природа. Такова природа опухоли – чтобы жить, она должна отнимать жизнь. Жаль, что это жизнь твоя. Я родилась, чтобы убить тебя, понимаешь? Но я не хочу этого. Я готова умереть для твоей жизни. – она резко замолчала, а я понял, что теперь больно ей.

– Ты говорила, что тебе нравится сахар?

– Сахар? Да. Очень люблю. Он такой сладкий и вкусный.

Я подошел к квадратной пачке и достал из нее кубик сахара

– Хочешь, я тебя угощу!

– Нет, не надо, – отрезала Света, точно это я ее опухоль, а не она моя.

– Почему? Тебе же нравится сахар.

– Да. Очень нравится.

– Тогда почему отказываешься? – растерялся я (если хочешь, ешь – вот главное правило питания, за исключением разве что каннибализма).

– Потому что ты мне нравишься больше, – сказала она.

– Не понимаю я тебя… – прогудел я, перебирая в пальцах сладкий кубик.

– Ты забыл, кто я? – мрачно произнесла она. – Чем больше сахара ты мне даешь, тем быстрее я расту. Чем быстрее я расту, тем быстрее убиваю тебя. Ты тратишь на меня свое время. Обойдусь я без дурацкого сахара.

– Ну, тогда приятного аппетита, – сказал я и проглотил этот кубик.

– Эй! Ты чего? – крикнула она. – Не надо! Остановись!

– Ну уж нет, – уже доставал из коробки следующий и закинул его в рот.

– Что ты делаешь? – с какой-то беспомощностью в голосе промычала она.

– Как что? Тебя кормлю.

– Но зачем? – удивилась Света. – Я же тебе все рассказала. Ты налегал на сахар из-за меня!

– И что? – доставал третий кубик.

– И То. Я опухоль – это факт.

– Да, ты опухоль. Это факт. Но ты не виновата, что опухоль. И еще. Даже если ты  опухоль, это не значит, что ты не заслуживаешь своего сахара.

Так и смотрели (чувствовали) очередное кино. Я пил пиво для себя и ел сахар для нее.

– Спасибо, – вдруг сказала мне Света. – Мне даже начинает казаться, что я человек.

– Казаться… странные ты вещи говоришь… – промычал я. – Глупая ты все-таки.

– Что? – совсем беспомощно ухнула она.

– Неужели по-твоему, чтобы быть человеком, нужно обязательно им родиться? Неужели, чтобы быть человеком, нужны дурацкие глаза?

– То есть… – она.

– Да… – я.

– Вот как, – вздохнула Света. – А хотеть оказалось вовсе не так уж и бессмысленно. Если бы я не хотела стать человеком, я бы не стала им для тебя, – улыбнулась она.

Добрый день

– Доброе утро, Света, – сказал я, проснувшись, в понедельник.

– Доброе, – тепло ответила она, и мне стало еще теплее.

– Знаешь… кажется, я еще немного выросла.

– Ты мой-то живот видела. Вот кто по-настоящему вырос от всех этих тортиков! – жизнерадостно соврал я, чтобы не делать холодно ей.

– Ты же знаешь, что меня не обмануть. Зачем пытаешься?

– Ну… я (и как такое ей сказать?)

– Не отвечай, – перебила она. – Если бы я с самого начала знала, что я опухоль, я бы ни за что не начала с тобой говорить, – мрачно сказала Света.

– Эй, ты чего? – удивился я.

– Ничего. Давай просто вырежем меня, – отрешенно произнесла она. – Хотела бы я в следующей жизни родиться не твоей опухолью, но все равно найти твое сердце.

Тогда она долго плакала, а я долго не мог собраться. Я хотел позвонить и перезаписаться, но она специально болела все сильнее и сильнее, пока, наконец, не выгнала меня на улицу.

Пока я шел на прием, я непрерывно думал, все больше и больше поглощая в себя  окружающие краски. Тот день, хоть и был ясным, но растворялся во мне. Я бы даже сказал иначе. Тот день был просто чудовищно неуместно солнечным. И мне всеми возможными и невозможными силами хотелось это исправить. Хотелось, чтобы небо потемнело и порвалось, и из открывшейся раны хлынула черная кровь. И не знаю, как для других, но для себя у меня это даже получилось, потому что все как-то тускнело и меркло.

– Это так странно, – размышлял я. – Чтобы я жил, должна умереть она. Но если она умрёт, с кем же я тогда буду жить? С кем буду разговаривать и кататься на электричке? Ведь, кроме моей опухоли, меня никто не понимает.

Оказавшись у стен здания, я обратился к ней:

– Хочешь, я не пойду?

– Иди давай, – строго заболела и сказала она.

Ну, я и пошел.

– Добрый день, – врач с коротким пшеничным полем на голове улыбался во все зубы. Все такой же активный и бодрый, точно выпил семь кружек кофе, а потом понял, что ему не хватило, и выпил еще три.

Он рассказывал о способах убийства моей Светы, а я про себя говорил ей:

– Не слушай его. Не слушай, – да я и сам-то слушать это уже не мог. Достал меня этот тренер по личностному росту и мотивации.

Когда он закончил выверенную мотивационную речь, очевидно, созданную для того, чтобы пациенты в этом кабинете не наложили на себя руки, я, достав из кармашка кубик сахара и демонстративно-сладко его проглотив, спросил:

– А можно начать лечение попозже?

Видели бы вы его глаза. Кубик сахара того стоит.

– Попозже может быть поздно, – вернул себе обычный голос он, выключив режим заведенного электровеника.

– Ну… и что? – качнулся на стуле я.