– Вам что, жить надоело?
– Нет, – равнодушно ответил я. – А ей будет больно?
– Кому ей? – теперь пшеничное поле зашевелилось.
– Ну, опухоли, – сказал я.
– Опухоли? – спросил он.
– Опухоли, – ответил я.
Он растерялся и подстриг пальцами свое пшено.
– Какая разница, будет ей больно или нет. Это же
– И все-таки? – настаивал я, глядя на плакат с фразой «Не приговор».
– Я даже не знаю… вы первый, кто задал мне такой вопрос, – растерянно произнес врач, точно на первый курс вернулся и не знал ответ на билет по анатомии. Он даже впервые надел лежавшие на столе очки, точно думая, что они добавят ему пять баллов к интеллекту и помогут понять происходящее.
Наконец, о чем-то поразмыслив, он произнес:
– Можно подумать, что вам её жалко…
– Жалко, – подтвердил я. – Она же тоже живая.
– Лучше себя пожалейте, потому что эта дрянь вас не пожалеет. Пришла незвано и медленно убивает вас изо дня в день. Чем больше времени вы даёте ей, тем меньше времени остаётся у вас. Вы что, умереть хотите? – холодным голосом спросил врач и ударил ручкой по столу.
– Нет, просто я люблю ее, – ответил я и почувствовал внезапное тепло в сердце.
– Что? – очки упали с его переносицы, и он потянулся за ними, встав на четыре лапы, как собака.
– Ничего. Спасибо, доктор, я пошел, – сказал и правда пошел. В том же направлении, куда в прошлый раз он меня отправил.
– Погодите немного? – крикнул врач, догоняя меня. – Она вам, наверное, уже в мозг залезла, метастазу дала, вы себя послушайте! – выбежал он в коридор напуганный и с внезапно вспотевшим лбом.
– Доктор. Я отказываюсь от лечения, – пожалел я его пшеничное поле на четырех лапах. – Умру так умру. А метастазы оставьте себе. У меня все по любви, а не по метастазам.
Доктор вернулся в человеческий облик, а потом вернулся в кабинет.
Видели бы вы его! Кубик сахара того стоит.
– Здорово мы его, правда? – спросил я у Светы, когда вышел на улицу.
Она промолчала.
– Можешь говорить. Плохой человек ушёл. Тебе больше никто не навредит! – улыбался я, оставшись с ней наедине. – Что молчишь? Да не слушай ты их. У них ничего нет. А у меня есть ты, Моя опухоль, – я обнял фонарный столб. – Знаешь, я подумал. Я вспомнил наш с тобой разговор. Если умру я – умрешь и ты, верно? Но до тех пор мы можем жить вместе, – я потрогал лоб
В тот день впервые за месяц пошел дождь.
Как же удивились врачи, когда узнали, что рак прошёл.
И как же холодно было мне, когда прошла Света.
Все случилось, как обычно случается в таких ситуациях. Классический разрыв Человеческих отношений. Она перестала звонить и отвечать на звонки.
Так я и вылечился от Светы. Так я не сдержал свое единственное обещание.
И отжимания не помогли.
Как оказалось, бывают потери, которые нельзя оттолкнуть отжиманиями.
Есть потери, которые невозможно просто переотжимать.
Собственно, на проверку в отжиманиях и вовсе не оказалось никакого тайного смысла.
Отжимания – просто сгибание-разгибание рук.
Они есть у каждого.
А Света была только у меня.
– Вот дура. И кого же мне теперь хоронить?