Обжалованию не подлежит

— Чего тебе?

— Ничего. Давай выпьем.

Парень, сказавший это, стоял возле пивной бочки. Муравьев не любил случайных знакомств, тем не менее принял приглашение парня.

— Садись за столик. Я организую что-нибудь крепкое, — сказал парень. — Не стесняйся. В следующий раз ты угостишь меня. Такова жизнь, старик.

— Я ничего. Угощу, конечно.

Полуразрушенные старые дувалы, пыльная извилистая тропинка, высохшие арыки и ни одного огонька вокруг.

Наклонясь вперед, Муравьев то бежал, то шагал устало, не останавливаясь, тупо глядя под ноги. Он не мог сказать, как очутился среди этих дувалов и арыков, сколько времени шел по этой тропинке, когда расстался с парнем, о чем говорил с ним, где был.

Некоторое облегчение пришло к Муравьеву, когда он, наконец, добрался домой. Муравьев увидел плачущее испуганное лицо жены, уцепившихся за подол ее платья детей. Жена помогла ему лечь на тахту, и он уснул мертвым сном.

На следующий день Муравьев опять оказался в пивной и встретил вчерашнего парня.

— Старик, привет, — радостно приветствовал он Муравьева. — Как голова? Не трещит? Я чувствую себя превосходно. Пропустил два раза по сто... Представь, до сих пор перед глазами стоит этот мужчина. Крепко мы его обработали. Не правда ли?

Муравьев промолчал, не поняв даже, на что намекает парень, с тоскливым желанием посмотрел на прилавок, заставленный бутылками.

Парень продолжал, схватив Муравьева за пуговицу пиджака:

— Не мычи, как тысяча коров. Скажи что-нибудь членораздельное. Может, совесть мучает? Брось, старик! Совесть — пережиток проклятого прошлого.

— Я... Ты...

— Ну-ну, телись, телись. — Парень внезапно засуетился, потащил Муравьева в угол, к свободному столику. — Что будешь пить? Вино? Водку? Пиво?

— Всё!

Муравьеву казалось, что у него вот-вот развалится голова от адской боли.

— Может, возьмем коньяк?

Муравьев покачнулся — о чем говорит этот пижон? Кому он нужен? Лучше взять водку или портвейн, на худой конец, пиво. Хотя ладно. На худой конец можно и коньяка выпить.

— Бери коньяк, если хочешь. Только быстрее. Вообще, лучше давай водку. Не мудрствуй. В ней — корень жизни!

— Ну если так... Садись. Я сейчас.

Они выпили по стакану водки и по две кружки пива. Муравьев снова почувствовал себя в «тарелке», однако не хотел больше сидеть в пивной — заторопился домой: нужно было поговорить с женой, объяснить все, извиниться. Парень захохотал, выслушав Муравьева, встал, сдавил плечи сильными руками.

— Сиди!

На столе снова появились водка и пиво.

— Жена подождет. Ничего с нею не случится. Вообще, старик, ты — молоток! — наклонился над столиком парень. — Я не ожидал от тебя такой сноровки. Клянусь Иисусом Христом!.. Пей! Пей, чего ты!.. Четыре сотни. Целое состояние!.. Ты не потерял свою часть? Нет? Вижу, что не потерял. Молоток!

Муравьев непонимающе оглядел парня. О чем это он? О каком мужчине говорит?

— Ты что? — улыбнулся парень. — Может, еще выпьешь?

— Потом. Выйдем.

— Выйдем.

На улице накрапывал дождь. Электрический фонарь, висевший у входа в пивную, тускло освещал землю. От железнодорожного полотна шел трамвай — его четкий перестук гулко отдавался в пустых закоулках огромного рынка.

— Я дал тебе двести пятьдесят рублей.

— Подожди, — прервал Муравьев. — Ты скажи прямо, что я натворил? Ну?

— Ничего особенного. Ограбил того мужика. Чуть руку ему не оторвал, когда снимал часы...

Муравьев испуганно затоптался на месте: «Я грабитель? Что за чертовщина!»

— Врешь!

— Пусти, дурак! — оторвал парень руку Муравьева от лацкана пиджака. — Я не люблю таких штучек!

Муравьев не послушался — снова схватил парня за лацканы пиджака. Парень на этот раз ударил Муравьева коленом в живот. Муравьев взвыл от боли, шарахнулся в сторону.

Парень раскатисто захохотал.

— Ладно. Не дрейфь. Со мной не пропадешь. Я все обделаю так, что комар носа не подточит. Пойдем, пропустим еще. Закрепим, как говорится, дружбу. В этом есть практический смысл.

В дальнейшем он назвался Крыловым и они еще неоднократно встречались и выпивали.

Неделю назад после очередной попойки Крылов сказал, что мирному времени наступил шабаш и предложил заняться серьезным делом. Муравьев не стал противиться, боясь, что Крылов заявит в милицию об ограблении мужчины. Они начали появляться на Кладбищенской улице, у дома, который решили ограбить.

22

Джаббаров задал Муравьеву еще несколько вопросов, затем отвел его в КПЗ и попросил к себе Азимова.

Тимур зашел минут через десять. У него было хмурое, осунувшееся лицо. Он много работал в последние дни.

— Устал?

— Устал, Касым Гулямович. Ты не устал?

— Я железный.

— Так вот, Тимур, — сказал Джаббаров, — Муравьев заявил, что вместе с Крыловым ограбил мужчину. Нам никто не сообщал об этом. Проверь, пожалуйста. Возможно, в райотделы поступало заявление.

— Не думаю.

— Почему?

— Крылов, очевидно, шантажировал Муравьева.

— Я тоже думал об этом. Пожалуй, так и было на самом деле. Однако мы не должны руководствоваться только собственной интуицией. Семь раз отмерь — один раз отрежь.

— Ясно.

— Как поживает твой племянник?