Близко подплыв к заливу, в котором купались девочки, мальчишки увидели даже больше того, что ожидали увидеть. Девочки чувствовали себя уверенно, никаких признаков беспокойства на их лицах не было. Мальчишки, никогда в жизни не видевшие голого женского тела, а тем более, в таких количествах, замерли от удивления. В тот момент спрятавшийся среди камышей Ягды неожиданно для себя вслух произнёс: «Эй, оказывается и у Мерджен есть сиськи!», – назвав имя девочки-ровесницы. Неожиданный мальчишеский голос заставил девчонок броситься врассыпную. Одни из них нырнули в воду, другие, прикрывая ладонями интимные места, поспешили к своей одежде. Обдирая кожу лица и рук, они прятались среди зарослей камышей и колючих кустарников. А у мальчишек не получилось незаметно появиться и так же незаметно уйти. Девчонки узнали их. В селе такое бесстыдство не поощрялось, в особенности, если это имело отношение к девочкам и девушкам.
Через пару дней после того события несколько посрамлённых девочек рассказали своим старшим родственникам об этом. Они нашли Нурджуму и Ягды, где они играли сверстниками, и избили этих любознателей.
Взглянув на Нурджуму, Ягды многозначительно улыбнулся, словно хотел что-то сказать, но опять ничего не сказал, будто ждал, что его попутчик снова вспыхнет, и что-нибудь наговорит. Нурджуму и в самом деле задело молчание Ягды, и особенно его высокомерный взгляд.
– Вижу я, Кабан, тебя судьба односельчан никак не беспокоит! А ведь сколько ещё людей оказались у самого края обрыва…
– Нурджума, в этом вопросе я, конечно, понимаю тебя. А ещё я скажу тебе одну умную вещь, если узнают, что ты потворствуешь людям, которые не нравятся власти, то и тебе несдобровать, знай это.
– И что они со мной сделают?
– Станешь байским прихвостнем. А могут и сослать куда подальше, следа от тебя не оставив…
– Нет, постой! – перебил его Нурджума. – А ты не задумывался над тем, сколько людей, названных баями, басмачами, ишанами и муллами, покинули родные места? Семья Маммет хана переселилась, Заир чопчи, Таир чопчи, Гувандык бай, Эрсары бай – все они с семьями ушли отсюда… Скажи, что плохого сделали тебе эти люди?
Распаляясь всё больше, Нурджума не знал, какие смешанные чувства вызывают его слова у его собеседника.
– Гмм! – произнёс Ягды, поворачиваясь в сторону Нурлжумы и всем своим видом выражая недовольство. – Эй, Нурджума, я у тебя кое-что спрошу, только ты должен честно ответить на мой вопрос! – потребовал он.
– Ну, так спроси!
– А спросить хочу я, друг мой, вот о чём. Кто тебя, меня поставил руководить людьми? Конечно же, советская власть. А кем ты был без неё? И ты, и я были безлошадными бедняками, седлав ишака, добывали свой кусок хлеба. Про меня вообще говорили: большеглазый раб такого-то.
Последнюю фразу он произнёс с особым напором.
Конечно, Ягды был благодарен новой власти, сделавшей его владыкой целого села, благодаря которой он достиг такой вершины. Любую свою работу он соизмерял с мнением новой власти: «Если я поступлю так, понравится это новой власти?» Поручения новой власти он выполнял беспрекословно, не обращая внимания на то, что она творит, и даже не задумываясь об этом. При этом он верил, что поступает правильно и от этого получал удовольствие.
Находясь среди своих, тех, кого причисляли к роду «рабов», любил пофилософствовать: «Нам большевики пришлись ко двору, они нас не просто равными сделали, а подняли ещё выше. Наступила наша очередь править бал. Те, кто раньше не отдавал нам своих дочерей, называя «гулами»22
(невольниками), теперь почтут за счастье видеть нас своими зятьями. Власть и достаток – вот что делает «гулов» «игами»23. И с удовольствием расставлял людей своего клана на руководящие должности.– У меня тоже на многое нет обиды, – чтобы поддержать разговор, Нурджума постарался ответить в тон собеседнику.
– Главное, наш дом цел? Цел. Даже если мы очень захотим, не всё нам под силу, не всё в нашей власти. И потом, говорят же: «Узбек сам себе бек!» – слово узбек он выделил голосом, постарался произнести это слово в узбекской тональности.
Нурджума пристально посмотрел в лицо собеседника, не сдержался, вспыхнул:
– Вот уж точно «у пасынка не может быть желчи»! – иронично произнёс он. Ягды не понравились слова Нурджумы, исключавшие его из числа туркмен. Он обжёг его злым взглядом.
Сказанные к месту слова попали в самую точку. Вышло по поговорке: «Если ига назвать гулом, это вызовет у него смех, если гула гулом назовёшь, ему захочется умереть». Глаза Ягды налились кровью, волосы на теле встали дыбом, волосатые ноздри стали шире.
Резко откинув поводья в сторону и оскалив свои крупные зубы, он неожиданно накинулся на Нурджуму:
– Я сейчас покажу тебе, кто из нас неродной!
Не ожидавший такого всплеска эмоций, под тяжестью тела соперника Нурджума вместе с попутчиком слетел с телеги.
А вокруг ни души. В жару люди по этой дороге не ходят. Да и от села достаточно далеко, будь ты мальчишкой, можно было спокойно здесь вдоволь наиграться.