— Она спятила! — заорал он солдатам Рейфа вокруг. — Сдавайтесь, пока вас из-за неё не перебили!
В южном коридоре загромыхали сотни сапог. К нам неслась толпа солдат, поднятых по тревоге. Я снова глянула на министров.
Дракон.
Он улыбается.
Больше никто не видит.
Больше никто не слышит голоса.
«Всё, всё моё! И ты моя!»
Скрежещет зубами.
Жадно сглатывает.
Довольно фыркает.
Грохот нарастал, и я посмотрела на Рейфа. Перехватив мой взгляд, он уверенно кивнул: «продолжай».
— Единственная изменница здесь — вы! — осмелев от звука шагов, крикнул лорд в дальнем ряду. — Что же вы не раскрываете заговорщиков, а? Капитан прав, она спятила!
Вздохнув, вице-регент хмуро сложил руки перед собой.
— Мы дали вам высказаться, Арабелла, но здесь я соглашусь с лордом Гованом. Вы сыплете обвинениями, а доказательств нет.
Я могла бы хоть сейчас назвать имена, — полкабинета бы вышло, — но единственное доказательство точно сочли бы подброшенным. Если Паулина его вообще нашла. Мне нужно было, чтобы кто-то другой обличил предателей
— Будут вам доказательства, — тянула я время.
Ну где же Паулина? Неужели её отрезали в северном коридоре?
— Имена тоже будут, — продолжила я. — Но лучше для начала обсудим…
Вдруг в северную дверь забарабанили кулаком и раздалось:
— Лия!
Засов подняли, и Паулина перемахнула через зал, ёжась под пристальными взглядами совета. Она поднялась ко мне на трибуну со шкатулкой в руках.
И вновь топот, а затем на галерее появились наши солдаты в гвардейской форме. Следом — Гвинет, и она кивнула мне сверху. Ещё шаги, но теперь мягкие, торопливые. Шелест подолов. Показались тёти Бернетта и Клорис, а также леди Адель, фрейлина королевы. Вцепившись в перила, они оглядели зал и заметили меня. Горло сдавило. За прошедшие месяцы я изменилась до неузнаваемости. Поняв, кто я, тетя Клорис ахнула, а у Бернетты слёзы покатились по щекам, но наставлению Гвинет они вняли: и слова не проронили, потому не говорить пришли, а быть свидетелями.
Внезапно мелькнуло что-то голубое, и у меня сжалось сердце. Вперёд выступила королева, — тень себя прежней. Опустила на меня глаза — тёмные, ввалившиеся.
«Нечего тут понимать… это просто ночной холод».
Но мы обе знали, что это не так.
— Здравствуйте, ваше величество, — поприветствовала я. — Мы как раз хотели обсудить состояние короля.
Я вновь повернулась к министрам. Они нервно ерзали, ожидая моего слова, а капитан стражи предусмотрительно убрал руки со стола.
— Король не идет на поправку. Не скажете, почему? — проговорила я.
— Ваше предательство всему виной, — пробурчал канцлер. — Искромсанное сердце так просто не вылечить.
Лорды согласно забубнили. Тётя Бернетта тихо всхлипывала.
— Да, слышала я об этом. — Мой взгляд упал на придворного лекаря. — Поднимайтесь ко мне, расскажите о здоровье короля.
Он только завертел головой, словно надеясь на помощь остальных.
— Это не просьба, лорд Фентли. — Я подняла перевязанную руку. — Не заставляйте раненую тащить вас силой. — А затем зачехлила меч, и лекарь неохотно повиновался.
— Арабелла, — вмешался королевский книжник, — не…
Я крутанулась к нему.
— Меня так и тянет оплатить за годы нравоучений, ваше преосвященство. Советую придерживать язык, пока я его не отрезала.
Придерживай, как сам меня заставлял. Он сощурился. Знаю этот взгляд, — ему не по себе, боится. Но не за язык. Боится правды?
Во мне закипал гнев. Лекарь поднялся ко мне на трибуну, и я тут же силой опустила его на колени.
— Что с моим отцом?!
— Сдало сердце, ваше высочество, канцлер говорит правду! — искренне залепетал он. — Но и другие недуги есть, а лечить их непросто! И все же я верю, что он поправится!
— Вот как. Обнадёживаете, лорд Фентли, — улыбнулась я и кивнула Паулине, чтобы она открыла шкатулку. — А это, значит, ваши лекарства?
— Простые настои, чтобы он не мучился, да! — чуть ли не взмолился он.
Покопавшись, я достала тёмно-янтарную склянку.
— Для чего это?
— Облегчает боль!
Я кое-как подцепила пробку одеревенелой раненой рукой. Повязка при этом опять набухла тёплой кровью. Я понюхала содержимое склянки.
— Облегчает, говорите? То что нужно. — Глотнув сполна, я пожала плечами. — По-моему, и впрямь полегчало.
Он натянул улыбку, а на его лице застыл мучительный страх. Я убрала склянку и достала новую, с белой жидкостью.
— А это зачем?
— От живота, ваше высочество!
Я подняла ее на свет, затем отпила.
— Да, узнаю вкус. — Мой взгляд упал на королевского книжника. — В детстве у меня часто болел живот.
Убрав и вторую склянку, я достала маленькую, с золотой пыльцой.
— А это?
Лекарь побледнел и судорожно сглотнул, а со лба скатилась бисеринка пота. На губах замерла полуулыбка.
— Успокаивает душу. Знаете, какой он вспыльчивый.
— Успокаивает, говорите? Мне вот не помешало бы успокоиться. — Я поднесла склянку ко рту. — Много ведь не опасно?
— Что вы. — В его глазах мелькнула тень облегчения. — Можно сколько угодно.
Поднесла ещё ближе. Он, затаив дыхание, ждал, что я и теперь употреблю с половину, но я остановилась и посмотрела на него.
— Вам, лорд Фентли, явно нужнее. Лучше вы примите. — И силой протянула ему, но что он тут же замотал головой: